Читать книгу - "Прибежище из серы и тьмы - Люсинда Дарк"

до вялого. Книга. Я закрываю глаза.

— Нам нужна эта книга, — говорю я.

— Больше нет, — отвечает он. — Пришло время отпустить ее.

Страх вонзается раскаленным лезвием в мою грудь, прорезая отверстие настолько большое, что заставляет меня поднять веки и посмотреть ему в лицо, в их лица.

— Мы не готовы, — настаиваю я. Книга Кэдмона — последнее, что от них осталось. — Она сыграла важную роль во всем, что мы сделали. Почему ты хочешь избавиться от нее сейчас?

Руэн делает шаг вперед и, поскольку его братья стоят по обе стороны от меня, держа меня в плену, опускается передо мной на колени. Его большое тело раздвигает мои ноги и вынуждает меня откинуться на стол, чтобы он мог встать между ними на колени. Давление их тел так близко заставляет мои внутренности согреться и сжаться, но темно-синие и фиолетовые глаза Руэна горят чем-то большим, чем сексуальное желание. Они полны других эмоций — любви и понимания, сострадания.

Я заставляю себя повернуть голову, как будто, отводя взгляд, я убегаю от того, что он хочет мне дать. Утешение. Часть меня ненавидит то, что я привыкла так сильно полагаться на них троих, что теперь они часто знают меня лучше, чем даже я сама.

— Это могущественная реликвия, — начинает Руэн, — и я понимаю, почему ты использовала ее, чтобы направлять нас в прошлом году.

— Тогда почему ты хочешь…

— Но, — говорит он, поднимая руку, чтобы остановить меня, — книга становится костылем. — Я закрываю рот, и он наклоняет голову, изучая меня, как будто может заглянуть за мою внешность до глубины моих эмоций. — Ты думаешь, мы не заметили, что ты гуляешь поздно ночью? — он спрашивает. — Каждый раз, когда тебе нужен ответ на важный вопрос, решить проблему, ты обращаешься к книге.

— Она не всегда дает мне то, что мне нужно, — защищаюсь я.

— Нет, что означает, ее сила уменьшается.

— Это часть Кэдмона, — напоминаю я ему, им. — Ты действительно хочешь отказаться от этого? Знание будущего могло бы помочь.

— Была причина, по которой Кэдмон не мог раскрывать все детали будущего, Деа, — говорит Теос, поддерживая Руэна.

Я качаю головой. — Она не раскрывает всех деталей.

— Маленькая воровка. — Рука Каликса крепче сжимает мое запястье.

Блядь. Я закрываю глаза. — Блядь, — повторяю я, на этот раз вслух. Если даже Каликс хочет избавиться от могущественной реликвии Богов, которых больше нет в нашем мире, то это должно означать, что они все пришли к соглашению. Когда, черт возьми, это происходит вне постели?

Ответ: Никогда. Ну, почти никогда, кажется.

— Ты помнишь, что обещала, когда решила оставить книгу? — Спрашивает Руэн.

Я помню. И именно поэтому понимаю, что этот момент давно должен был наступить. Не знаю как, но, видимо, они с самого начала знали, что я не смогу так просто отпустить книгу Кэдмона, даже спустя месяцы.

— Ты больше не можешь использовать её как костыль, Деа, — говорит Теос. — Ты это знаешь. И книга это знает.

Поворачивая голову, чтобы встретиться с ним взглядом, я прищуриваюсь, глядя ему в лицо. — Ты заглядывал в нее, — обвиняю я. Это единственная причина, по которой они могли знать, что последнее, что дала мне книга в плане ответов, — это заклинание, которое запечатает ее и сохранит скрытой. В конце концов, мы — часть Богов из иного мира, но не живём, как они, и до конца не понимаем, к каким последствиям может привести уничтожение части истории, которая способна также писать правду о будущем.

Рука Руэна на внутренней стороне моего бедра теплая, и вопреки себе я чувствую, как мое тело напрягается от этого легкого, несексуального прикосновения. — Ты знаешь, что мы правы, — настаивает он.

Моя голова опускается, подбородок прижимается к груди. Закрывая глаза, я позволяю себе уступить их требованиям, правде, о которой я знала уже довольно давно, но отказывалась признавать.

— Да, — говорю я, слово срывается шепотом с моих губ. — Я знаю.

Их руки на моей коже становятся нежнее — даже руки Каликса — ласкающие, понимающие, любящие.

— Все будет хорошо, — слышу я, как один из них говорит — Теос или Руэн, я не уверена. Но не эти слова разжимают тугой комок тревоги в моем сердце. Это змея Каликса. Холодные чешуйки, согретые его кожей, скользят от него ко мне, по моему запястью и вверх по руке, пока змеиный хвост не обвивается вокруг моего горла.

Если мне придется расстаться с последней частью нашего прошлого, то я хочу сделать

это, когда они будут рядом со мной.

Опускается ночь, а вместе с ней и безмолвная тишина, которая наступает только тогда, когда большинство людей спят под бескрайним темным небом и звездами, которые сверкают вдалеке. Полная луна висит над нашими головами, когда мы вчетвером выходим из одного из боковых входов Академии. Теперь они открыты для всех, кто желает выйти или войти, никто не наблюдает за нами, когда мы поднимаемся по тропинке к скалистому утесу, где океан бьется о скалы и сушу, выступающие из его глубин.

Руэн шагает впереди нашей группы, а Каликс позади. Теос идет рядом со мной, но не касается, пока я прижимаю книгу Кэдмона к груди. Кожаная обложка напоминает мне, что она сделана не из кожи животного, а из божественной плоти Бога — или, скорее, волшебной плоти атланта.

Мое дыхание учащается по мере того, как мы приближаемся к краю обрыва.

Шаг за шагом я следую за сильной спиной Руэна, и хотя я никогда раньше не хотела признаваться в слабости — особенно с той ночи, когда моя жизнь рухнула в огне, а мой отец был убит теми бандитами, — я знаю, что, что бы ни принесло будущее, я не останусь без защиты. Руэн, Теос и Каликс. Этого достаточно, чтобы заставить меня поднять подбородок и сделать глубокий вдох.

Еще через несколько минут мы вчетвером останавливаемся там, где одна из каменных статуй во внутреннем дворе нашла свой новый дом. Я смотрю на резные черты лица Кэдмона, на его полные губы и решительный лоб. Где бы он ни был сейчас, я надеюсь, что он нашел счастье.

— Кайра? — Оглядываясь, Руэн протягивает ко мне руку.

Я отхожу от Теоса и, отпустив книгу одной ладонью, принимаю его жест. Он помогает мне встать перед статуей Кэдмона, и тогда я раскрываю книгу, позволяя ветру, вьющемуся вокруг нас, пролистывать страницы туда-сюда, пока они не останавливаются на последней записи.

Прощайте, дети мои.

Проводя кончиком пальца по этим словам вверху страницы, я чувствую, как у меня сжимается