Читать книгу - "Безразличные матери. Исцеление от ран родительской нелюбви - Донна Фрейзер Глинн"

Теперь Стейси работает над тем, чтобы ввести в привычку поведение, направленное укрепить ее дух и ее брак.

Помните, что договориться с человеком, который выходит из себя, ведет себя нерационально, оскорбляет или агрессивно критикует, невозможно. Если ваша мать была воинственно настроена против всего, что вы предприняли до этого, то она лишила себя возможности переговоров. Если же она в состоянии прислушаться к вам, но вы беспокоитесь, что не сможете донести свое послание спокойно и четко, вы также можете послать ей письмо в том формате, что я предлагала Стейси: сначала представить факты без осуждения или извинений, а затем перечислить четко сформулированные позиции. Если будете сомневаться, воспользуйтесь поддержкой психотерапевта.

Кэти: «Ты должна признать свою причастность к насилию надо мной»

Кэти дошла до заключительного этапа нашей терапии. Она много работала над собой, выполняя все задания и упражнения. Ее стремление почувствовать себя лучше и вылечить депрессию, которую она получила вследствие сексуального насилия в детстве, принесло свои результаты. Она стала сильно отличаться от той замкнутой и замученной женщины, какой я увидела ее впервые, и вся семья, муж и дети, выиграли от произошедших в ней изменений.

Кэти: «Мне еще предстоит кое-что сделать. Я держала связь с мамой через письма и редкие звонки по телефону, но мы так и не разобрались со “слоном в комнате”. Теперь, когда я намного сильнее, я хочу прощупать почву и в последний раз попытаться понять, сможем ли мы хоть что-то спасти из руин наших отношений. Знаю, что ей тоже больно, было больно все эти годы. Мы никогда не говорили о той роли, которую она играла, позволяя моему отцу издеваться надо мной. Можно ли попросить ее прийти сюда? Не могли бы вы провести совместный сеанс для нас двоих?»

Я ответила, что это отличная идея, но предостерегла ее, чтобы она себя сильно не обнадеживала. Ее мать могла отказаться прийти, лишив таким образом Кэти необходимой пищи для размышлений о вероятности близких отношений. Или же она могла прийти, но занять оборонительную, закрытую позицию. Кэти сообщила, что готова к любому развитию событий, и решила попробовать.

Она написала письмо матери, живущей на Среднем Западе (США), и перед отправкой сделала копию для меня. Вот отрывок:

Дорогая мама,

Я почти готова завершить курс терапии и сейчас я на том этапе, где ты могла бы сильно мне помочь. Нужно, чтобы ты приехала хотя бы на один сеанс, чтобы мы смогли узнать, сможем ли мы спасти все хорошее, что было у нас, и избавиться от всего неприятного, чтобы улучшить наши отношения. Я люблю тебя, мама. Я хочу, чтобы у нас обеих все было хорошо. Пожалуйста, приезжай в Калифорнию, и мы проведем доверительную встречу с моим психотерапевтом. Она поможет нам встать на правильный путь и перестать быть жертвами. Мне очень нужно, чтобы ты приехала. И тебе это нужно больше, чем ты думаешь. Это возможность сделать что-то хорошее для меня. Буду ждать ответа.

С надеждой,

Кэти

Мать Кэти, Андреа, прислала электронное письмо, в котором сообщила, что приедет на следующей неделе, и когда она приехала, Кэти сразу привезла ее из аэропорта ко мне в офис.

Андреа оказалась милой ухоженной женщиной за шестьдесят, которая словно была окутана неизбывной печалью. Она сказала, что сильно обеспокоена тем, что произойдет дальше, но сделает все, чтобы помочь дочери. Я заверила ее, что предстоящий сеанс вовсе не был задуман как «встреча для бичевания Андреа», и поблагодарила за то, что она смогла приехать. Готовясь к этой встрече, мы с Кэти посвятили целый сеанс отработке тех фраз, что она хотела произнести, и я попросила ее начать.

Она открыто говорила о сексуальном насилии и о том, что годами злилась оттого, что ее никто не защищал. Она сообщила Андреа, что очень нуждается в материнском признании происходивших тогда гнусностей. Кэти смело, решительно и четко выразила все, что хотела и требовала от матери. Вот фрагмент из того, что она говорила:

Кэти: «В нескольких неотправленных письмах, написанных во время курса терапии, я вылила на тебя больше гнева за свое нелепое детство, чем когда-либо проявляла раньше. Когда насилие продолжается в течение длительного периода, становишься очень злой. Ведь ничто не может оправдать психологическую или физическую жестокость по отношению к невинному ребенку. То, что я не особо проявляла гнев по отношению к тебе, не значит, что его не было.

Правда в том, что во время и после всех этих ужасов, что он вытворял со мной, ты его защищала. Это делает тебя соучастницей. Мне почему-то кажется, что ты всегда знала это и чувствовала вину. На твоем месте я бы тоже чувствовала себя виноватой. Он преступник, но так и не ответил за свои злодеяния, потому что ты покрывала его, лгала и притворялась, чтобы защитить его. И себя тоже. Если не вмешиваться, то не придется, как ты говоришь, смущаться, отвечая за его поступки.

Тебя больше волновало то, что тебя могут смутить, чем то, что меня надо защищать. Ты не знала меня как обычную маленькую девочку. Ты не дала мне возможности быть таковой. Ты лишилась многого, мама, и все из-за страха, захватившего твою жизнь. А я и вовсе осталась без нормального детства.

Я хочу, чтобы ты взяла на себя ответственность за это, мама. Кроме ненависти, я не испытываю никаких чувств к отцу, но, думаю, если ты возьмешь на себя ответственность за свою причастность, то мы с тобой сможем начать все заново. Потому что, несмотря ни на что, я все еще люблю тебя, мама. Я хочу, чтобы мы обе излечились».

Андреа слушала молча, не поднимая головы и сцепив руки на коленях. Я сказала ей, что понимаю, как ей сложно, и спросила, что она хочет сказать дочери в ответ.

Андреа: «Что бы я ни сказала, этого будет недостаточно после всего ужаса, что с тобой сотворили. Тогда я думала, что защищаю тебя как могу, но я была полна страха и сомнения в том, что он действительно мог проделывать все это с тобой. У меня не было уверенности. Я не знала, что делать. Поэтому я не делала ничего. Я позволяла ему причинять тебе боль. Годы шли, а я даже не старалась стать сильнее…

С отвращением я осознала, насколько просто было мной манипулировать. Наверное, я думала о том, как это ужасно и что никто не должен знать, иначе все будут смеяться… Но тебе я делала только хуже. Я никогда не прощу себя за это. Я так виновата, дорогая. У меня нет слов, насколько я виновата. Не знаю, понятно ли я выражаюсь… Я люблю тебя, Кэти. Защищать ребенка – материнский долг, а я лишила тебя этого. То, что произошло с тобой, – не твоя вина. Пожалуйста, поверь моим словам. Не знаю, сможешь ли ты меня простить, дорогая. Позволить ему издеваться над тобой было самым ужасным поступком в моей жизни, и каждый день я проживаю с чувством вины. Из-за этого у меня низкая самооценка и нет самоуважения. Прости меня…»

К этому моменту и Кэти, и Андреа плакали, и я вместе с ними. Андреа наконец раскрылась перед дочерью, не просто сказав «прости, я была плохой матерью», а конкретно перечислив то, что сделала, и полностью взяла на себя ответственность за свои действия. Это было важно для нее и особенно для дочери, которую она заверила, что та не была в ответе за пережитое насилие. Готовность Андреа сказать все это помогла Кэти впоследствии освободиться от сомнений и чувства вины, мучивших ее всю жизнь. Теперь у матери с дочерью появилась возможность создать отношения, основанные на искренности. И дальше они будут потихоньку продвигаться вперед.