Читать книгу - "Моя жизнь среди индейцев - Джеймс Уиллард Шульц"

Когда огонь погас и вождь со своей старой женой захрапели, Чудак и его избранница тихонько вылезли из палатки и пошли к реке. Здесь они связали два бревна и положили на них свои вещи поверх небольшой кучки веток кустарника, которую набросали на плот. Юноша откопал свою одежду и оружие и тоже уложил их на плот поверх всего. Затем с одним только ножом он вернулся в палатку, оставив женщину у плота. Он вполз в палатку, подобрался к ложу вождя, занес нож и воткнул его глубоко прямо в сердце злодея, потом еще и еще раз. Тот не крикнул, но дернул ногами, и спавшая рядом старуха проснулась. Чудак сразу схватил ее за горло и стал душить, пока она не затихла. Затем он оскальпировал вождя, взял его оружие и побежал обратно к плоту. Спутница ждала его; оба вошли в воду, толкая перед собой связанные бревна. Выйдя на глубокое место, беглецы поплыли, держась одной рукой за плот. Так они переправились через реку, оделись и пустились пешком в далекий путь, направляясь в деревню арикара. Позади них, на том берегу, с которого они пришли, все было тихо: случившееся еще не обнаружилось.

Как гордилась своим внуком старуха Белый Полог, когда он вернулся домой с хорошенькой женой, со скальпом и оружием грозного вождя. Он добыл себе славу и со временем стал вождем, предводителем своего племени. Никто больше не называл его Чудаком. Он принял имя Три Удара Ножом, и все с гордостью называли его так. Вместе со своей доброй женой он дожил до глубокой старости, у них родилось много детей, и жили они счастливо».

Глава XXIII

Пикуни приходят в форт

– Вставай! – скомандовала Нэтаки, схватив меня за руку и едва не стащив с постели. – Поднимайся! Так хорошо на дворе!

– Зачем ты меня разбудила? – спросил я. – Мне снился чудесный сон.

– Конечно, чудесный, и ты еще вдобавок разговаривал во сне. Поэтому я тебя и разбудила. Не хочу, чтобы она тебе снилась. Скажи скорее, что за сон ты видел и что она тебе сказала.

– Ладно, раз ты настаиваешь… она сказала, она сказала, она сказала…

– Ну, скорее! Что она сказала?

– Она сказала: «Пора вставать и умываться. Я уже приготовила тебе завтрак, и мы сегодня едем на охоту».

– Ах, как он умеет лгать! – воскликнула моя жена, поворачиваясь к Женщине Кроу. – Совсем не я ему снилась; ведь он разговаривал на своем языке.

Я настаивал на том, что говорю правду.

– Во-первых, – уверял я, – есть только одна «она», и это ты. И даже будь другая, ее тень не добралась бы сюда, чтобы посетить меня во сне, так как не смогла бы найти дорогу.

Это рассуждение показалась убедительным и прекратило спор. Утро выдалось и в самом деле прелестное. Ночью ударил сильный мороз, на траве в тени форта еще лежал белый иней, но в чистом небе светило солнце, дул теплый юго-западный ветер – все предвещало превосходный осенний день.

Мы позавтракали, оседлали лошадей и поехали, переправившись через реку, вверх по склону долины и дальше в прерию. Нэтаки запела одну из песен женщин своего племени.

– Тише! – сказал я ей. – Так не охотятся. Ты распугаешь всю дичь.

– Ну и ладно, – возразила она. – Не все ли равно? У нас еще есть сушеное мясо. Я не могу не петь в такое великолепное утро.

Действительно, не все ли равно. Я радовался, видя жену такой счастливой, с искрящимися глазами, слыша ее смех и пение. Пасшаяся невдалеке группа антилоп умчалась от нас через гребень, из соседней лощины выбежало небольшое стадо бизонов и понеслось галопом на запад. Показался одинокий койот, он сел на задние лапы и уставился на нас.

– Хайя, братец, – сказала Нэтаки, обращаясь к нему, – ты тоже счастлив? Конечно, счастлив, – продолжала она. – Мех у него густой и теплый, он не боится приближающихся холодов, а еды у него вдоволь, всегда вдоволь. Часть добычи он убивает сам, а кроме того, всегда может полакомиться остатками животных, убитых его большими родственниками. Старик наградил его и волка большой сообразительностью.

Мы ехали вперед без цели по прерии, разговаривая и смеясь. Мы чувствовали себя счастливыми, очень счастливыми, как и полагается двум молодым людям, которые любят друг друга и не знают никаких забот. Часто, взобравшись на какую‐нибудь небольшую возвышенность, мы слезали с лошадей и пускали их пастись, пока я курил и осматривал местность в подзорную трубу. Нэтаки тоже любила наблюдать за животными в трубу, смотреть, как они отдыхают или щиплют траву, как прыгают, скачут и гоняются друг за другом от избытка сил. У меня была хотя и старая, но сильная труба, в нее удавалось даже разглядеть кратеры и темные провалы на поверхности Луны. Но мне ни разу не удалось уговорить Нэтаки навести трубу на этот объект. Она считала ночное светило не мертвым старым небесным телом, а реальной священной особой, женой Солнца, которую глаза смертных не должны рассматривать и изучать.

Во второй половине дня мы решили, что пора уже добыть мясо и возвращаться домой. Только мы собрались сесть на лошадей и поехать по направлению к лощине на запад от нас, где паслось несколько бизонов, как увидели далеко на севере столбы поднимающейся пыли, а поближе – несколько небольших групп бизонов, разбегающихся в разные стороны, но преимущественно по направлению к нам. Несколько мгновений спустя появились всадники, а позади них на верхушке длинного гребня показалась колонна верховых и лошадей без всадников.

– Ага! – сказал я. – Пикуни идут в форт.

– Моя мать должна быть там. Поедем встретим их, – предложила Нэтаки.

Несколько напуганных бизонов бежали почти по прямой к месту, где мы стояли. Я велел жене отвести лошадей назад, где их не будет видно, а сам пригнулся, чтобы наблюдать поверх гребня. Вскоре тридцать или сорок бизонов приблизились уже на расстояние выстрела. Я прицелился в большую корову и первым выстрелом перебил ей левую переднюю ногу. Корова тотчас же отстала от остальных, а второй выстрел уложил ее. Животное оказалось очень жирным, со шкурой отличного качества: пусть и не совсем полномерная, но очень темная и блестящая.

Я собирался разрезать спину животного, намереваясь взять только филей и язык, но подошла Нэтаки и настояла, чтобы я снял шкуру как полагается, с головой и хвостом. Она хотела, чтобы я разделал все мясо и забрал его.

– Мы дадим шкуру моей матери, – сказала она, – и попросим ее уложить в нее мясо для нас.

Конечно, я