Читать книгу - "Югославия в огне - Ольга Ивановна Обухова"

окружал прекрасный сад с аккуратными рядами яблонь, слив и вишен и даже небольшим виноградником, который располагался на солнечном склоне, круто сбегавшим вниз – туда, где узкая Крапина впадала в широкую Саву.

– Виноградники – это моя слабость, – улыбнулся священник. – Это и стало решающим аргументом при покупке дома. Удивительно для человека, который родился и вырос в небольшой деревне неподалеку от Архангельска, вы не находите?

– Как вообще вы оказались в Хорватии? Вы же не можете быть эмигрантом, бежавшим от Советской власти… раз вы ее представляете.

Советский разведчик улыбнулся:

– По официальным документам, я как раз и отношусь к эмигрантам первой волны, бежавшим от ужасов и кровавых расправ Советской власти. У меня даже есть рекомендательное письмо генерала Деникина, в котором он высоко оценивает мои заслуги в борьбе против Советов.

– А сам генерал Деникин знает об этом письме? – саркастически осведомилась Диана.

– Напомню вам, что с самого начала войны Антон Иванович встал на патриотические позиции защиты своей Родины. Даже направил на свои личные средства вагон с медикаментами Красной армии. Яростно отверг предложение немцев возглавить антикоммунистические силы из числа русских эмигрантов под эгидой Третьего рейха, за что чуть не поплатился арестом. На таких же позициях стоят и его жена Ксения Васильевна, и дочь Марина, которая вышла замуж за инженера Буде, живет в Париже и очень нам помогает. В этом смысле семья Деникина выгодно отличается от Петра Краснова, Андрея Шкуро, Антона Туркула, Бориса Смысловского, Бориса Штейфона, Султан Клыч-Гирея, Константина Кромиади, Сысоя Бородина, Владимира Ангилеева, которые встали под знамена Гитлера. Не от большого ума, замечу… Война закончится максимум через два-три года – а вместе с ней закончится и их жизненный путь.

– Возможно, у них просто не было выбора, – тихо произнесла Диана.

– Что значит не было выбора? – возмутился Ковалев. – А почему тысячи простых сербских и черногорских крестьян делают свой выбор, уходя в партизаны и платя своими жизнями за этот выбор, хотя могли бы продолжать делать то, что делали до войны – пахать свои поля, выращивать свои сливы и виноград?

– Тут как раз все очень просто: враги напали на их землю, захватили ее, и они борются за свою свободу. Инстинктивное человеческое чувство. Особенно острое здесь, на Балканах, где людям приходилось столетиями отвоевывать свои земли у турок. – Диана посмотрела Ковалеву в глаза. – Допустим, вы были белогвардейским офицером. Но как же вы сделались священником?

– При помощи Анте Павелича.

– Что?! – Диана не могла поверить собственным ушам.

– Усташи мечтали создать Хорватию для одних только хорватов, полностью очистив ее от сербов и от сербского влияния. Поэтому они стали убивать и изгонять их физически и уничтожили то, что, собственно, и делало сербов сербами – Сербскую православную церковь, запретив ей действовать на территории Хорватии. Они арестовали сербского митрополита Досифея и самых видных священников, закрыли и опечатали все православные церкви и монастыри и православные школы. И рассчитывали на то, что одну треть сербов они уничтожат, другую – выгонят в Сербию, а последнюю – сделают католиками. Так, как призывали к этому министры Будак и Артукович. Но потом что-то пошло не так… Вместо избавления от сербов усташи получили вооруженные партизанские отряды из сербов, которые сейчас контролируют значительную часть территории Хорватии. В оккупированной итальянцами Далмации ситуация еще похлеще – чтобы удержаться и не быть сброшенными в море, итальянские власти вынуждены сотрудничать с сербскими четниками, снабжать их отряды оружием и продовольствием и фактически признавать их в качестве параллельной власти. А уже в начале этого года Павелича вызвали на ковер немцы и недвусмысленно приказали ему прекратить все репрессии против сербов, потому что действия сербских партизан стали мешать самим немцам – в Хорватии, в Боснии и в Сербии, которой правит немецкий ставленник Недич. После этого Павелич был вынужден радикально изменить свою позицию и провозгласил равноправие всех граждан Хорватии, независимо от расовой и религиозной принадлежности, и прекратил преследования сербов.

– Но Сербскую православную церковь он так и не вернул. И не разрешил.

– Вот именно! Видимо, для него это было равносильно тому, чтобы самолично растоптать усташское знамя. Вместо этого Павелич решил сделать хитрый ход – образовать в независимой Хорватии собственную независимую Хорватскую православную церковь. Которая и должна стать единственной церковью для всех православных в Хорватии. Во главе этой церкви он стремился поставить человека, который не был бы сербом и во всем подчинялся бы усташам. И нашел его в лице престарелого архиепископа Русской зарубежной церкви 81-летнего Гермогена, который уже много лет прозябал на покое в монастыре Хопово вблизи Нови Сада. Гермогена перевезли в Загреб и добились от союзной Румынии, чтобы румынский патриарх Никодим рукоположил Гермогена в сан митрополита. А поскольку все прежние православные священники-сербы были либо убиты, либо изгнаны, и сама Сербская церковь не признала независимую Хорватскую православную церковь, Гермоген был вынужден набирать всех священников тоже из числа русских. – Ковалев тонко улыбнулся. – Так я и попал из Сплита в Загреб. Руководство решило, что здесь я принесу больше пользы.

– Но… как же вы справляетесь с обязанностями священника? Вы закончили духовное училище?

Ковалев улыбнулся:

– Как говорится, нужда заставит… К тому же у меня профессиональная память, и я сразу выучил все входные молитвы, молитвы на облачение и на кадило и порядок облачения, молитвы на исповеди, перед Святым причастием и все диалоги божественной литургии. Почти неделю меня тренировали для безупречного совершения крестного знамения, поклонов, пения и каждения. Голос, слава богу, тоже не подкачал. Сам регент Космаенко похвалил меня. А архиерейский наместник в Загребе Серафим Купчевский даже ставил меня пару раз в пример. И протодиакон Алексей Борисов не понял, что до этого я битых два года торчал в Сплите, высматривая в гавани итальянские военные суда и фиксируя их передвижения. – Разведчик улыбнулся. – Ведь я же говорил вам, что я из-под Архангельска, и море – моя стихия.

Диана отвернулась.

– Вам не кажется, что вы наговорили мне много лишних подробностей? – глухо произнесла она.

– Послушайте. – Ковалев наклонился к ней. – Если вы согласитесь сотрудничать, то мы будем работать вместе. Работа будет опасной, где главное – во всем доверять друг другу. Поэтому я должен быть с вами откровенным. Как и вы со мной.

– А если меня поймает гестапо? Или начнут пытать усташи? Вы не боитесь, что они развяжут мне язык и я под пытками расскажу им про вас все, что теперь узнала?

Ковалев поморщился:

– Волков бояться – в лес не ходить. Кстати, моя работа в Сплите была на вид менее опасной,