Читать книгу - "От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Вячеслав Алексеевич Никонов"

иностранцев в Москве, если не единственный, кто не уверен, что Сталин остается тем диктатором, каким его считают, – запишет в дневник Джордж Кеннан. – Я подозреваю, что власть находится в руках группы внутри Политбюро, в которой сильнейшие фигуры – Берия и Молотов. Я думаю, что не только Сталин уйдет с авансцены, отказавшись от поста Председателя Совета народных комиссаров, но и Молотов не захочет долго лично встречаться с одним за другим представителем зарубежного мира и покинет Комиссариат иностранных дел, возможно, после выборов, и вернется на прежнюю позицию Председателя Совета народных комиссаров».

Вероятнее всего, с подачи Берии (это ему прямо инкриминировали на июльском пленуме 1953 года) в московский журналистский пул была вброшена версия о развернувшейся битве за власть в Кремле, сильнейшими фигурами в которой объявлялись Молотов и Жуков (они же были наиболее сильными конкурентами Берии). Британская Daily Express уверяла, что Сталин готовится передать дела Молотову и стать «почетным старейшиной». Chicago Tribune повествовала о том, что «честолюбивые планы маршала Жукова стать диктатором имеют за собой поддержку армии, в то время как за Молотовым стоит коммунистическая партия». Соответствующие публикации любовно подбирались ведомством Берии и направлялись Сталину.

Конфликт между Молотовым и Жуковым в те дни действительно был. Но касался он совсем других материй. 20 октября Начальник тыла генерал Хрулев направил Молотову секретное послание: «В ноябре с/г заседание Союзного Контрольного Совета в Германии будет проходить под председательством Маршала Советского Союза тов. Жукова. По установившемуся порядку, обслуживание питанием участников заседаний производит председательствующий. Заместитель тов. Жукова генерал армии тов. Соколовский для этой цели просит выделить продовольственные товары обязательно отечественного производства. Об отпуске отечественных деликатесных продуктов также поступило ходатайство от маршала тов. Конева.

Прошу Вас предложить Наркоммясомолпрому, Наркомпищепрому и Наркомрыбпрому СССР выделить для просимой цели на 4-й квартал с/г. за счет переходящих остатков промышленности:

колбасы в ассортименте и копченостей – 4 тонны

икры разной – 3

рыбных изделий, сельдей и рыбных деликатесов – 8

шпрот и сардин и других консервов – 12 тыс. банок

кондитерских изделий в ассортименте – 3 тонны

водки – 10 тыс. литров

вин разных и коньяков – 70

папирос высшего сорта – 700.000 штук».

На записке Молотов наложил резолюцию: «Тт. Булганину, Хрулеву. Нельзя „угощенье“ превращать в пиршество несусветных размеров. Если раз в сто и больше сократить некоторые продукты (икра, вина и др.), вычеркнуть все роскошества (ананасы, варенье и т. п.), тогда я не возражаю». Как видим, к смещению Сталина это отношения не имело.

Меж тем мировые лидеры тоже не знали, что и думать о судьбе советского лидера. Зондаж решили провести на высшем уровне. 15 октября Гарриман напрашивается на встречу с Молотовым и заявляет, что получил послание от Трумэна для генералиссимуса Сталина, с поручением вручить лично, чтобы сделать необходимые комментарии. Молотов объяснил, что Сталин отбыл на отдых месяца на полтора. Но Гарриман настаивал:

– Речь идет о Лондонской конференции, и президент считает, что этот вопрос настолько важен для Советского Союза, США и для всего мира, что я надеюсь, что генералиссимус Сталин меня примет.

Молотов обещал проинформировать Сталина, что и сделал в тот же день. 18 октября Сталин писал «четверке»: «Ввиду выраженного вами желания я не возражаю против приема Гарримана в Сочи с целью выслушать его комментарии к посланию Трумэна. Если во время беседы с Гарриманом выяснится, что он не ограничивается своими комментариями и добивается решения вопроса, я отвечу, что, находясь в отпуске, не могу принять какого-либо решения без участия специального представителя правительства. В этом случае я вызову Молотова и вместе с ним примем решение… День приема – 24, 25 или 26 число сего месяца по выбору Гарримана». Молотов незамедлительно пригласил Гарримана, который выбрал, естественно, наиболее близкую по времени дату – 24 октября. На вопрос Молотову, составит ли он ему компанию, нарком ответил:

– Не знаю, окажется ли это необходимым… Кроме того, ввиду отсутствия Сталина я должен заниматься в Москве не только делами наркоминдела.

В назначенный день Гарриман был у Сталина. После приветствий посол приступил к сути:

– Президент поручил мне вручить Вам послание лично в силу ряда соображений. В первую очередь потому, что он хочет решить в реалистическом и дружественном духе ряд вопросов, вытекающих из того факта, что не были завершены длительные переговоры в Лондоне.

В письме Трумэна говорилось: «После возвращения из Лондона г-н Бирнс сделал мне доклад. Я был рад узнать, что Совет Министров Иностранных Дел достиг общего соглашения по ряду вопросов. Я считаю, что на этом первом совещании Министры достигли существенных успехов.

Однако я был удивлен, узнав, что не только в частных разговорах между г-ном Молотовым и г-ном Бирнсом, но также за столом Совета г-н Молотов говорил, что политика Соединенных Штатов в отношении признания Правительств Румынии и Болгарии якобы диктуется недружественным отношением к Советскому Союзу.

Я не могу поверить, что Ваше Правительство серьезно считает, что американская политика продиктована этим. Наша политика в отношении признания Временных Правительств Финляндии, Польши, Венгрии и Австрии показывает, что мы стремимся координировать нашу политику с политикой Советского Союза и что мы готовы далеко идти по этому пути. Как я пытался пояснить на Берлинской конференции, наше Правительство старается лишь осуществить ту политику, которая была одобрена Президентом Рузвельтом и которая была принята тремя правительствами на Ялтинской конференции.

Г-н Бирнс, также доложил мне о трудностях в процедурных вопросах, которые завели Лондонскую конференцию в тупик. Оказывается, что 11 сентября Совет пригласил тех членов Совета, которые не подписывали условий капитуляции, участвовать без права голоса в обсуждении договоров. Эта процедура, которая не была подвергнута сомнению ни одним из членов Совета во время ее принятия, была, по-моему, явно подходящей и допустимой процедурой, соответствующей Берлинскому соглашению. Г-н Бирнс не счел для себя возможным согласиться на изменение этой процедуры, предложенное г-ном Молотовым 22 сентября. Он правильно считал, что наше Правительство не пойдет на то, чтобы унизить Францию и Китай взятием назад в разгар конференции – после того как Франция и Китай уже участвовали в шестнадцати заседаниях – направленного им приглашения принять участие в обсуждении мирных договоров.

Стараясь найти решение, которое было бы приемлемо для всех членов Совета, г-н Бирнс заявил о своей готовности согласиться на ограничение процедуры составления договоров, если бы было достигнуто соглашение, что Совет созовет мирную конференцию в составе наиболее заинтересованных государств, как оно предусмотрено статьей 2 (4) (II) Берлинского соглашения.

Я надеюсь, что Вы сочтете возможным принять предложение г-на Бирнса. Я считаю, что, ввиду