Читать книгу - "Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн"

Ничто из этого не мешало женщинам вступать в ряды трудящихся, но для некоторых детские пособия и налоговые льготы оказывались стимулом оставаться дома и присматривать за детьми. Работа все чаще воспринималась как источник самореализации, но ее по-прежнему приходилось согласовывать с императивами ухода за детьми. Число мест в детских садах для малышей и детей дошкольного возраста было исчезающе малым. В Баварии, например, в 1954 году примерно каждый третий ребенок в возрасте до шести лет ходил в детский сад. Пятнадцать лет спустя их число сократилось до каждого шестого. Как ни странно, по мере того как все больше женщин выходило на работу, больше забот возвращалось в семью. В 1954 году за 49 % детей дошкольного возраста присматривали члены семьи. В 1969 году этот показатель составлял 80 % – не то, что обычно ассоциируется с этим десятилетием освобождения28. Поскольку большинство детских садов были открыты только часть дня, а большинство школ отправляли своих учеников домой на обед, западногерманские матери с маленькими детьми либо переходили на работу с неполным рабочим днем, либо вообще переставали работать – к началу 1970-х годов 40 % матерей работали неполный рабочий день.

Согласно Конституции (статья 6), забота о детях и их образование являются “естественным правом и… обязанностью” родителей. В отсутствие норм альтернативного ухода и политики, поддерживающей их, традиционные материнские идеалы продолжали процветать в Федеративной Республике гораздо дольше, чем где-либо в Западной Европе. В середине 1980-х годов 80 % немецких мужчин считали, что детей, пока те не достигнут десятилетнего возраста, должна воспитывать дома их мать. Тот факт, что отцы с большей вероятностью, чем прежде, присутствовали при рождении детей, не означает, что они брали на себя больше заботы о детях или работы по дому – в отличие от мужчин в других странах Европейского союза в 1970-х и 1980-х годах. В 1986 году “отпуск по беременности и родам” был переименован в “отпуск по воспитанию ребенка” (Erziehungsurlaub), и отец и мать могли меняться местами в течение первых десяти месяцев. Но в реальности тайм-аут по-прежнему брала мать. Ощущение того, что они естественным образом должны заботиться о детях, вызывало у работающих матерей чувство вины и неполноценности. В 1992 году большинство как женщин, так и мужчин считали, что отправка ребенка в возрасте до трех лет в детский сад нанесет вред его развитию. Одно дело отдать ребенка бабушке, но совершенно незнакомому человеку? Западные немцы были гораздо более скептичны и враждебны, чем их британские, французские и северные соседи29.

Раздельное проживание и развод привели к крайне неравномерному распределению этих обязанностей. В послевоенные десятилетия отношение к браку стало более спокойным: к 1979 году половина молодых немцев согласилась с тем, что расторгнуть брак должно быть легко; в 1953-м так считало всего 15 %30. Если расстаться было легко, то получить алименты от биологического отца было сложно. Особенно обсчитывались матери детей, рожденных вне брака. В 1964 году в Дортмунде едва ли каждый третий установленный отец выплачивал регулярные алименты31. Разведенные и разлученные матери жили лишь немногим лучше.

Развод без вины был принят в 1976 году, но при этом к нему чаще относились подозрительно. Половина ответивших в ходе опроса 1980 года была против того, чтобы мужчины платили алименты, если женщина вышла из брака. В том же году в семейном праве “родительская забота” заменила “родительскую власть” (Gewalt), а в 1982 году Федеральный конституционный суд постановил, что опека также может быть разделена. Тем не менее многие матери-одиночки и их дети оказались обречены на нищету. Среди клиентов Caritas в 1991 году 99 % разведенных матерей имели законное право на алименты для своих детей, однако 39 % вообще ничего не получали – среди матерей-одиночек и тех, кто живет отдельно, эта цифра составляла по 45 %. Некоторые отцы были не в состоянии платить, но, по крайней мере в этой выборке, столько же просто отказывались это делать32.

Забота и пренебрежение в ГДР

ГДР сделала социалистический поворот на бисмарковском пути к соцобеспечению. Социальное и медицинское страхование оставалось обязательным и всеобщим, за исключением того, что теперь государственный профсоюз взял на себя взносы, ранее выплачиваемые капиталистическими боссами. Конституция гарантировала право на труд и социальное обеспечение. Однако не все были равны. Восточная Германия сохранила специальные пенсионные и страховые классы для привилегированных групп, таких как врачи и деятели искусства, а также ветераны Штази и члены партии. В 1960 году средняя пенсия обычного гражданина составляла четверть заработной платы рабочего; к 1980 году она выросла до трети. Напротив, представитель интеллигенции выходил на пенсию с 90 % своей зарплаты33.

Историк Конрад Ярауш окрестил ГДР Fürsorgediktatur, режимом, который одновременно заботился о своих гражданах и принуждал их. На фоне грубых черно-белых изображений ГДР как то ли ужасно тоталитарной, то ли, в сущности, “нормальной”, этот термин имеет то преимущество, что отражает противоречивую душу режима34.

Когда дело касалось реального соцобеспечения, действительность часто оказывалась далека от патерналистского идеала. Чтобы завербовать женщин в ряды трудящихся и заставить их рожать больше детей (социалистическим идеалом было трое), режим уделял им особое внимание, открывая все новые детские сады и продлевая оплачиваемый отпуск по беременности и родам в 1970-х годах. Тем не менее неправильно думать о ГДР как о влиятельной отцовской фигуре, которая могла быть строгой, но, в конце концов, за всеми присматривала. О многих из числа наиболее уязвимых граждан она вовсе не волновалась.

В ГДР работа задавала параметры заботы. Ожидалось, что женщины будут ходить на работу, независимо от того, насколько малы их дети. Когда рухнула стена, на востоке работали три четверти матерей с младенцами (в возрасте до трех лет), а на западе – чуть больше трети. В ГДР трудились 92 % всех женщин в возрасте от двадцати пяти до шестидесяти лет, по сравнению с 60 % на западе. К 1989 году Krippen (детские сады) предлагали бесплатные места 54 % всех детей в возрасте до трех лет – в Западной Германии средний показатель составлял 2 %, и только Западному Берлину удалось достичь 18 %. Для детей в возрасте от трех до шести лет разрыв в охвате был меньше – 94 % на востоке по сравнению с 68 % на западе35.

Даже детские сады не были простой историей успеха. Они получили широкое распространение лишь в последние два десятилетия существования ГДР. Для предыдущего поколения работа и забота были ежедневной борьбой, победить в которой зачастую было невозможно. В 1961 году Neues Deutschland, официальная газета партии, опубликовала статью работницы берлинской швейной