Читать книгу - "Работорговцы - Альберто Васкес-Фигероа"

то, что сделал твой брат, – вмешался Мигель Эредиа Хименес, который с каждым днём всё меньше участвовал в решениях своей дочери. – За неделю с лишним мы можем высадить всех этих людей в устье Ориноко, чтобы они присоединились к маронам, которых оставил там Себастьян.

–Но они африканцы! – возразила она. – Я отправилась в это путешествие, чтобы вернуть их домой, а не бросить в диких джунглях почти неизвестного континента.

–Хуже им уже не будет, – вмешался с вечным британским хладнокровием Гаспар Ройтер. – В Африке их поработили, и скорее всего, вернувшись домой, их снова схватят и продадут.

–Я повторяю: вернуться назад невозможно, – упрямо заявил венецианец. – Извините, что настаиваю, но этот корабль никогда не сможет двигаться против ветра. Почти ни одно работорговое судно на это не способно.

Очевидно, он прекрасно знал, о чём говорит. Впрочем, любой моряк, даже малоопытный, отлично понимал, что суда для перевозки рабов были спроектированы или переоборудованы исключительно для того, чтобы вместить как можно больше груза при минимальном количестве команды.

Несмотря на высокую оплату, найти людей, готовых отправиться в одно из этих адских «негритянских» путешествий, было крайне сложно. Поэтому нужно было максимально упростить управление такими судами, которые большую часть времени шли под ветром.

Обычно маршрут работоргового корабля оставался неизменным: в конце августа он уходил из Европы на юг, за месяц доходил до Гвинейского залива, где обменивал ткани, оружие, порох, зеркала и безделушки на рабов. Затем с трюмами, битком набитыми африканцами, лежащими плечом к плечу, словно скот, пересекал Атлантику на Карибы, используя попутные ветра, которые прямо гнали его к берегам Гвианы или Антильских островов.

Доставив «человеческий груз» на другой стороне океана, трюмы многократно чистили и мыли, пытаясь избавиться от остатков рвоты, человеческих испражнений и полчищ паразитов. После этого их заполняли кофе, сахаром, ромом или какао и в апреле начинали обратный путь вдоль побережья Флориды к Европе.

Такое кругосветное путешествие имело две явные выгоды: всегдашний попутный ветер и троекратное увеличение прибыли от продажи безделушек, рабов, а затем сахара, кофе, рома и какао.

Уже более полувека в Европе вошло в моду пить кофе с молоком на завтрак и есть сладости с шоколадом на ужин. Эти утончённые буржуазные привычки стремительно распространялись среди высших и средних классов, вызывая рост спроса на заморские «экзотические» товары. Это стремительно обогащало предприимчивых торговцев.

Одно успешное кругосветное плавание увеличивало вложенные средства в тысячу раз, и, учитывая, что даже британская монархия активно участвовала в этом прибыльном деле, у большинства судовладельцев не возникало и мысли, что такая деятельность может быть незаконной или порицаемой.

Тем, кто время от времени осмеливался поднять голос в защиту прав чернокожих, обычно отвечали, что они счастливы и даже благодарны за возможность покинуть континент, где их жизнь была полна несчастий и постоянных межплеменных войн, чтобы перейти под власть «цивилизованного» колониста, который их защищал, заботился о них, предоставлял душевный покой и путь к Богу, о котором они иначе никогда бы не мечтали.

Поэтому необходимо было принять безоговорочную точку зрения капитана Буэнарриво, для которого работорговый корабль всегда был подобен запряженной шорами муле, способной двигаться только в одном направлении, без возможности вернуться назад.

С другой стороны, было очевидно, что гвианские берега находились относительно близко, в то время как для «Марии Бернарды» африканское побережье казалось краем света.

К вечеру Селеста Эредия приняла решение, продиктованное необходимостью. Она распорядилась передать лысому французскому капитану приказ следовать первоначальным курсом до тех пор, пока не будет замечена твердая земля. «Серебряная дама» будет сопровождать его все это время.

В ту же ночь, отдыхая на кормовой палубе в гамаке, где она часто проводила долгие часы, глядя на звезды, капитан Санчо Менданья подошел к ней, чтобы сесть рядом и, как человек, видевший её с самого детства, естественно взять её за руку.

– Не огорчайся, – попросил он. – Ты делаешь всё, что можешь.

– И ты думаешь, что этого достаточно?

– Достаточно? – удивился усатый военный, словно не мог поверить своим ушам. – О, ну что ты, малышка! Насколько я знаю, рабство существует с незапамятных времён, и насколько я знаю, ты первая, кто, не будучи и не быв рабом, рискует своей жизнью и состоянием ради этих бедняг. Чего ты ещё хочешь?

– Были и другие, кто тоже заботился о чернокожих, – заметила она.

– Говоря! – сухо ответил он. – Священники, произносящие красивые проповеди, или сумасшедшие мечтатели, разжигающие пылкие призывы к утопическому миру, где все люди равны, несмотря на цвет кожи. Таких «много, – признал он. – Но тех, кто скажет: «Вот мои деньги и вот я, даже если это будет стоить мне жизни», я не знаю.

– Возможно, у них просто не было денег, – возразила девушка.

– Но у них была жизнь, и очень немногие рисковали ею ради чернокожих.

– Ты рискуешь.

– Потому что ты подтолкнула меня, – напомнил ей капитан. – Ты дала мечту старому одинокому человеку, у которого были одни лишь кошмары, и было бы глупо не присоединиться к мечте, которая избавила меня от двадцати лет. – Он вытащил старую трубку и, прикрываясь от ветра, закурил. – Сейчас я готов отдать жизнь за защиту чернокожих, – продолжил он через мгновение. – Но ещё месяц назад я даже не задумывался о них.

– Значит, я разговариваю с новообращённым? – заметила она с явным весельем.

– В моей ситуации легко стать новообращённым, – ответил капитан Менданья. – Но понять, как девушка, у которой впереди блестящее будущее и которая могла бы потратить свои деньги на покупку дворца в самом красивом месте мира, отказывается от всего этого, сложно. Что заставило тебя принять такое решение?

Селеста Эредия некоторое время обдумывала ответ. Она долго смотрела на тёмное море, где едва различались огни «Марии Бернарды», шедшей в двух милях слева, а затем спросила:

– Ты помнишь моего наставника, брата Ансельмо де Авила?

– Конечно! Очаровательный человек. И очень умный.

– Учёный, я бы сказала, – уточнила девушка. – И почти святой. Я была грустной, мятежной, озлобленной девочкой, которая часто думала о самоубийстве как о единственном способе прекратить, казавшуюся мне жестокой и несправедливой, жизнь. Но брат Ансельмо быстро изменил меня. Прожив большую часть жизни на Кубе, он объяснил мне, что такое настоящая несправедливость и жестокость на сахарных плантациях, где он пытался помогать рабам, пока их владельцы не добились его депортации за «подстрекательство к восстанию».

– Помню, – признал военный. – Когда он прибыл на Маргариту, нас предупредили о его революционных идеях, хотя он никогда не создавал проблем.

– Потому что на Маргарите мало рабов. И мы никогда не обращались с ними так, как на Кубе или в Пуэрто-Рико.