Читать книгу - "Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн"

у нас засыпаны пылью и побелкой, сердца колотятся”. Затем во время короткой передышки в их подвал забежала пара. “Женщина обезумела от страха!” Три дня назад ее засыпало в собственном подвале, так что пришлось откапывать. “Ее трясет, она рыдает”. Это было похоже на конец света28.

Авиабомбы срывали крыши с домов, а от зажигательных бомб начинался огненный вихрь, превращавший город в огромную печь. По улицам прокатывались волны пламени, сопровождавшиеся страшным жаром и высоким давлением. Член отряда по борьбе с воздушными налетами рассказывал о событиях, произошедших той же ночью в Хаммерброке, к востоку от старого порта. В многоквартирный дом, где он жил, попала зажигательная бомба. Вспыхнул третий этаж. Затем вторая бомба сбросила мужчину с лестницы. Пламя приближалось к газовому подвалу. Вся лестничная клетка рухнула, и пламя “устремилось вперед со скоростью 10 баллов по шкале Бофорта”, словно буря. Вместе с соседями они отчаянно пробивались к бомбоубежищу. Людям, находившимся там, грозила опасность задохнуться внутри или сгореть заживо снаружи. Напор огня был настолько сильным, что “трем мужчинам не удавалось захлопнуть дверь”. Рассказчик приказал людям закрыть головы пальто и одеялами и выбираться. Жильцы “доверяли мне, но не знали, что ждет их снаружи и как пробираться сквозь этот пылающий ад”. Он поспешил вернуться за остававшимися внутри женщинами. Старика с костылями пришлось бросить на произвол судьбы. Огонь бушевал на улицах. Вжавшись в стену школьного двора, группа простояла пять часов на коленях, до семи утра, пока огонь не унялся и жар не спал. Мужчина всеми силами убеждал людей оставаться с ним и ждать. Некоторые так и сделали, но другие ушли. “Утром я нашел их обгоревшие тела”29. Высокая температура (до 800 °C) и давление оставили после себя адскую сцену: одни тела превратились в угли, другие были раздуты до неузнаваемости, так, что мужские гениталии “стали размером с голову двухлетнего ребенка”30. В небе висело облако дыма высотой 8 километров, и пыль покрывала город. Солнца в тот день не было.

Геринг пообещал, что ни один вражеский самолет не появится в небе над рейхом. Годом ранее, в марте 1942-го, бомбардировщики союзников атаковали Любек, а в мае – Кёльн. Правда, это были единичные ночные атаки. Однако Сталинградскую речь Геринга дважды прерывали очень своевременные налеты британских “Москито”[4] – и это в Берлине средь бела дня! Безжалостная недельная бомбардировка Гамбурга убедительнейшим образом доказала полную незащищенность мирного населения. Ни люфтваффе, ни силы по борьбе с воздушными атаками не смогли его защитить. За гамбургской катастрофой последовали удары по Вене, Швайнфурту, Регенсбургу и другим городам. К марту 1944 года дневные налеты стали повседневностью, зимой же 1944–1945 годов их было больше всего.

В обстановке постоянных бомбежек люди яростно пытались навязать окружающим свое понимание происходящего. Их анализ сильно различался, и он раскрывает новую фазу поляризации общественного мнения и моральных суждений, от фанатичного ожесточения на одном конце спектра до переоценки ценностей на другом. Некоторые преподносили бомбардировки как доказательство невиновности Германии и призывали к отмщению. В середине июля, за несколько недель до операции “Гоморра”, сотрудник тайной полиции отмечал в своем отчете, что жители Гамбурга “некоторое время пребывают в убеждении, что вина в развязывании войны вообще и в бомбардировках гражданского населения в частности лежит на Англии. Поскольку англичане не отдают себе отчета в аморальности своих действий и не прекращают их, выход только один – безжалостное возмездие”31. Такими же были настроения в Берлине32. Это мнение разделяли и многие фронтовики. Хайнц Сарторио, служивший в 18-й танковой дивизии на территории России, писал своей сестре Элли в Берлин 7 августа 1943 года: “То, как ужасно обращаются с мирными жителями Германии, приводит меня в ярость. Надеюсь, что возмездие не заставит себя ждать, пусть даже оно обратит в руины всю Европу. Если люди не могут ужиться друг с другом, им приходится друг друга убивать”. Чувство, что война скоро будет проиграна, только усиливало в нем жажду мести. “Вот что меня заботит. Большевизм так или иначе победит”. Ранее, правда, он надеялся, что по Англии будет нанесен удар такой силы, что “через несколько дней никакой Англии не останется”33.

Проблема заключалась в том, что нанести ответный удар Германия была уже не в силах. Почти миллион жителей Гамбурга лишился крова и разносил по соседним областям отчаяние и пораженческие настроения. Правда, находились и те, кто верил в чудо-оружие, такое как ракета V-1, Vergeltungswaffe, или иначе – крылатая ракета возмездия. Однако ее первый запуск состоялся только в июне 1944 года и не вызвал ничего, кроме циничной насмешки. Шутили, что истинное название ракет было “Verrücktheit 1 [Безумие-1]… и нулевой эффект. В Лондоне лишь отменили один концерт”34.

Геббельс быстро понял, что играть на призывах к мести непродуктивно. Это вызвало бы надежды, которые авиация не могла бы оправдать. Начиная с декабря 1943 года он запрещал использовать слово “возмездие” в официальном обиходе. Неубедительными были и упреки в варварском характере бомбардировок, адресованные исключительно англичанам. Ведь союзники помимо бомб разбрасывали еще и листовки, напоминавшие немцам об их собственных бомбардировочных рейдах. Вместо этого нацисты решили объявить стойкость гражданского населения знаком вновь обретенной силы Volksgemeinschaft. Многие из тех, кто писал позднее, полагают, что травма, вызванная огненной бурей, была столь сильна, что лишила выживших дара речи35. Это миф. При таком числе погибших и масштабе разрушений люди неизбежно делились друг с другом своими горем и страхами. Ходили слухи, что погибла четверть миллиона человек (при том, что реальное число погибших было около 35 тысяч) и что силам полиции и штурмовикам СА пришлось подавлять восстание. Нацисты знали, что они не могут прекратить разговоры, но они могли попытаться повлиять на их направление.

Дым едва рассеялся, когда нацистская пропаганда принялась за дело. Она привлекала внимание к разрушенным церквям, отчасти для того, чтобы отвлечь от разрушенных доков и фабрик, работавших на войну, отчасти – чтобы подчеркнуть варварское уничтожение культурного наследия. 21 ноября 1941 года, в последнее воскресенье перед Рождественским постом, в традиционный день поминовения усопших у протестантов (Totensonntag), на площади Адольфа Гитлера перед гамбургской ратушей состоялся грандиозный митинг. Десятки тысяч стали свидетелями того, как проявления скорби перешли в призыв к борьбе до последнего, звучавший все громче и громче. Как сказал местный нацистский лидер, гауляйтер Карл Кауфман, бомбардировка была историческим испытанием, и жители Гамбурга с их ганзейским духом показали всем немцам, что они его выдержали. Она выявила лучшее, что в них есть: жертвенность, смелость и взаимовыручку.