Читать книгу - "От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Вячеслав Алексеевич Никонов"

– Подумайте и над тем, как мы сможем использовать трофейный немецкий флот, – сказал он тогда.

Главный морской штаб предварительно уточнил количество и местонахождение уцелевших немецких кораблей и судов. Эти данные я взял с собой в Потсдам.

Готовились мы не зря. Уже на одном из первых пленарных заседаний конференции возник вопрос о трофейном флоте. Поставил его И. В. Сталин. Помнится, как болезненно воспринял У. Черчилль даже постановку этого вопроса…

Возникла полемика. Мне никогда прежде не приходилось видеть Сталина таким рассерженным. А Черчилль даже вскочил, чуть не уронив кресло. Лицо его налилось кровью, он бросал резкие негодующие реплики. Сталин посоветовал на время отложить рассмотрение этого вопроса».

Вернулись к повестке. Иден напомнил:

– Следующий вопрос – об Испании.

– Генералиссимус желает высказаться по этому вопросу? – поинтересовался председательствовавший.

– Предложения розданы, – заметил Сталин. – К тому, что там сказано, я добавить ничего не имею.

Черчилль бросился спасать свои давние отношения с фашистским режимом Франко:

– Мистер президент, британские правительства – настоящее и предыдущее – питают ненависть к Франко и его правительству. Я считаю, что постоянное истребление людей, брошенных в тюрьмы за то, что они совершили шесть лет тому назад, и разные другие обстоятельства в Испании, по нашим английским понятиям, совершенно недемократичны. Где я вижу затруднения в принятии проекта, предложенного генералиссимусом, так это в первом пункте, где говорится относительно разрыва всяких отношений с правительством Франко, которое является правительством Испании. Мне кажется, что такой шаг по своему характеру, имея в виду, что испанцы горды и довольно чувствительны, мог бы иметь своим последствием объединение испанцев вокруг Франко, вместо того, чтобы заставить их отойти от Франко. Поэтому разрыв дипломатических отношений с правительством Испании мне кажется неудовлетворительным способом разрешения вопроса. Здесь перед нами страна, которая не приняла участия в войне, и поэтому я против вмешательства в ее внутренние дела.

Трумэн встал на ту же позицию:

– У меня нет сочувственного отношения к режиму Франко, но я не хочу участвовать в испанской гражданской войне. Для меня достаточно войны в Европе. Мы были бы очень рады признать другое правительство в Испании вместо правительства Франко, но я думаю, что это такой вопрос, который должна решать сама Испания.

– Значит, в Испании все останется без перемен? – резюмировал Сталин. – А я думаю, что режим Франко укрепляется и этот режим питает полуфашистские режимы в некоторых других странах Европы. Вы прекрасно знаете, что режим Франко был навязан Гитлером и Муссолини и является их наследием. Уничтожая режим Франко, мы уничтожаем наследие Гитлера и Муссолини. Нельзя также упускать из виду и того, что демократическое освобождение Европы к чему-то обязывает. Я не предлагаю военного вмешательства, я не предлагаю развязывать там гражданскую войну. Я бы только хотел, чтобы испанский народ знал, что мы, руководители демократической Европы, относимся отрицательно к режиму Франко. Какие имеются средства дипломатического порядка, которые могли бы показать испанскому народу, что мы не на стороне Франко, а на стороне демократии? Допустим, что такое средство, как разрыв дипломатических отношений, является чересчур сильным, а нельзя ли нам подумать насчет других, более эластичных средств дипломатического порядка? Если мы пройдем мимо этого вопроса, могут подумать, что мы молчаливо освящаем, санкционируем режим Франко в Испании. Это большое обвинение против нас. Я бы не хотел фигурировать в числе обвиняемых.

– У вас нет дипломатических отношений с правительством Испании, и вас никто в этом обвинить не может, – успокоил Черчилль.

– Но у меня есть право и возможность поставить этот вопрос и разрешить его, – настаивал Сталин. – Это было бы большой ошибкой, если бы мы прошли мимо этого вопроса и ничего об этом не сказали.

Черчилль продолжал иезуитствовать:

– Каждое правительство имеет полную свободу высказаться индивидуально. У нас очень долгое время существовали торговые отношения с Испанией, они нам поставляют апельсины, вино и некоторые другие продукты, мы, в свою очередь, поставляем им нашу продукцию. Если наше вмешательство не приведет к желанным результатам, то я не хотел бы, чтобы эта торговля была поставлена под угрозу. Но в то же время я вполне понимаю точку зрения генералиссимуса Сталина. Франко имел наглость послать в Россию Голубую дивизию, и поэтому я понимаю взгляды русских. Но Испания ни в чем не помешала нам, она этого не сделала даже тогда, когда могла бы помешать в бухте Алжесираса. Никто не сомневается в том, что генералиссимус Сталин ненавидит Франко, и я думаю, что большинство англичан разделяют его взгляд. Я только хочу подчеркнуть, что мы от него ничего не потерпели.

– Дело не в какой-то обиде, – упорствовал Сталин. – Я, между прочим, считаю, что Англия тоже потерпела от режима Франко. Долгое время Испания предоставляла свои берега в распоряжение Гитлера для его подводных лодок.

Черчилль продолжал запутывать вопрос:

– Португалию можно было бы осудить за диктаторский режим.

– Режим Франко создан извне, в порядке вмешательства Гитлера и Муссолини. Ведет себя Франко очень вызывающе, он укрывает у себя нацистов. Я не ставлю вопроса о Португалии, – пояснил Сталин.

– Я не могу советовать парламенту вмешаться во внутренние дела Испании, – стоял на своем Черчилль. – Это политика, которой мы следуем уже на протяжении продолжительного времени.

Сталин не терял надежды:

– А может быть, все-таки передать это дело министрам иностранных дел, чтобы они постарались найти подходящую формулу?

– Как раз в этом пункте мы не достигли соглашения, – застолбил Черчилль.

Англо-американцы ничего не сделали раньше, чтобы помочь республиканцам в Испании (скорее, они симпатизировали Франко в его борьбе с «красной заразой»), а теперь не видели ничего зазорного в поддержании отношений с фашистским правительством в Мадриде. Но не хотели признать правительства Болгарии или Румынии по причине их «недемократичности».

– Я думаю, что лучше мы сейчас перейдем к другому вопросу, а к вопросу об Испании вернемся позже, – свернул дискуссию Трумэн. – Декларация об освобожденной Европе. Документ по этому вопросу я представил 17 июля.

Сталин предложил этот вопрос отложить: советская делегация внесет свое предложение. Согласились. Иден напомнил:

– Следующий вопрос – о Югославии. Мы уже передали небольшой проект по этому вопросу.

– Я думаю, что мы этого вопроса не можем разрешить, не заслушав представителей Югославии, – здесь уже Сталин занял жесткую позицию.

– Нужно обратить внимание на то, – возразил Иден, – что мы достигли соглашения в отношении Югославии на Крымской конференции без присутствия югославских представителей.

Сталин не согласился:

– Теперь это союзная страна, в которой установлено законное правительство. Пригласим представителей