Читать книгу - "Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн"

их на правильный путь. Внутренняя проверка четырехсот Schiedskommissionen, проведенная в 1968 году в Потсдамском округе, дает представление о широте их полномочий. Было много обличений в безделье и промедлении на рабочем месте (Arbeitsbummelei). В Луккенвальде, к югу от Берлина, трибунал хотел отправить в приют “детей из асоциальной семьи, которым угрожает опасность”.

Новая конституция 1968 года должна была заменить формально более либеральную конституцию 1949 года и привести ее в соответствие с движением страны к коммунизму. Проект конституции был вынесен на широкое общественное обсуждение, прежде чем был принят плебисцитом с 95 % голосов. Основные права теперь были открыто привязаны к соответствующим обязанностям. Были обещаны “свобода и равенство”, однако несколько трибуналов не были уверены в том, что конкретно значат эти слова. В городе Кёнигс-Вустерхаузен делегаты хотели знать, подразумевает ли это право на ввоз западных журналов. Жители Бранденбурга хотели, чтобы суды признали прослушивание западных передач преступлением и “причиной преступных деяний”. Многим хотелось, чтобы трибуналы имели больше полномочий для наказания нарушителей более жесткими штрафами, например, путем удержания заработной платы мужей-пьяниц. В Варзове, южнее Берлина, граждане обратились в трибунал, поскольку были недовольны тем, что местный суд наказал молочницу, неоднократно уличенную в воровстве, “всего” полутора годами тюремного заключения63.

Георгу Винтеру было шестнадцать, когда его вызвали в суд в Вустермарке, маленьком городке к западу от Берлина, в мае 1969 года. Месяцем ранее этот молодой ученик кузнеца был арестован полицией за мелкую кражу. На украденные деньги он купил себе фотоаппарат и напился. Поначалу Георг был хорошим учеником, рассказал комиссии мастер, но затем начал курить, пить и нарушать дисциплину. Когда Георг в следующий раз что-нибудь устроит, он его уволит. Родители дали показания, что они умоляли сына взять себя в руки. Трибунал угрожал ему содержанием в исправительном доме для несовершеннолетних, если его поведение не улучшится. (Ежегодно в эти учреждения отправляли около двух тысяч “трудных” молодых людей, чтобы они познали суть социалистической дисциплины и чистоты.) Чтобы спасти себя, Георгу нужно было проявить раскаяние и добровольно принять участие в общественных работах в социалистическом духе. Юноша подумывал о вступлении в местную пожарную команду. “Почему же он не сделал этого раньше?” – хотел знать трибунал. “Чего еще вы хотите?” – взмолился Георг. Он вернул украденные 230 марок и добавил еще 150 на всякий случай. Трибунал по-прежнему не был удовлетворен. Георг обещал пореже ходить в бар и сказал матери, что она скоро увидит его успехи. Подталкиваемый матерью, молодой человек также сообщил, что он в одиночку соберет полакра сахарной свеклы. Он даже принял предложение трибунала помочь в строительстве новой дороги в городе. Мы не знаем, вышел ли Георг из всего этого реформированным, социалистическим человеком, но, по крайней мере, он избежал жестоких условий исправительного дома64.

Но не все склонили головы. Социалистические конформизм и дисциплина были сильны, но нарушения все равно случались. В том же месяце двое других молодых людей были арестованы за то, что взломали дачу и забрали часы и старое радио. При этом хулиганы “не проявили раскаяния” и просто рассмеялись, когда отец одного из их напомнил им об их социалистической ответственности. Им велели принести извинения, заплатить штраф и покрасить забор местной автостоянки.

Публичное раскаяние было неотъемлемой чертой социалистического разрешения конфликтов, и, хотя ГДР никогда не доходила до крайностей публичного позора, принятого в Китае при Мао, трибуналы следили за тем, чтобы извинения и обещания размещались на досках объявлений на работе и в подъездах домов. В особенно уязвимом положении оказались матери-одиночки. Низкий уровень “трудовой этики” (Arbeitsmoral) плохо отражался на их социалистической личности и способности воспитывать детей. Это создавало особую напряженность в 1960-х и 1970-х годах, когда детских садов было мало. Даже героям-антифашистам приходилось оправдываться перед трибуналами. Фрау Фольмер была признанной жертвой нацистского режима (Verfolgter des Naziregimes, VdN), чей “образ жизни” вызвал жалобы в 1967 году. “Она редко работает, пренебрегает детьми и много чего еще”. Фольмер отвечала, что устроится на подобающую работу, как только сможет отдать ребенка в детский сад. Комитет VdN нашел ей место в детском саду и поклялся, что будет больше о ней заботиться. Взамен ей пришлось пообещать, что впредь она “приложит все усилия, чтобы вести более приличную жизнь”, и согласится на “постоянные проверки”65.

В случае с Фольмер жалобы на нее поступили от ее соседей по Hausgemeinschaft. Эти сообщества жильцов были последним звеном в сети коллективов, призванных объединять людей в социалистической гармонии. В большинстве многоквартирных домов было такое товарищество жильцов. По словам одного функционера в 1961 году: они были “зеркальным отражением нашей новой социалистической жизни в наших домах… [и] доказательством морально-политического единства нашего населения. При капитализме ничего подобного не существует”66.

Hausgemeinschaften выполняли практические, социальные и идеологические функции. Их члены обязались чистить лестницы, убирать снег и делать ремонт. В некоторых случаях это была тяжелая работа. Например, в многоквартирном доме в центре Пренцлауэр-Берга участники установили систему горячего водоснабжения и привели в порядок внутренний двор в 1957 году, в следующем году утеплили чердак, а несколько лет спустя почистили фасад дома и покрасили подъезды внутри. В других местах Hausgemeinschaften помогали в строительстве школ и детских садов; в Дрездене в 1961 году коллектив убедил всех жильцов внести свой вклад, а не оставлять это на усмотрение лишь тех, у кого есть дети. Режиму, который сталкивался с постоянной нехваткой квалифицированных мастеров и отдавал предпочтение новым бетонным постройкам, а не восстановлению старого жилого фонда, такого рода самопомощь приносила огромную экономию. Имея своего казначея, товарищества также предлагали удобный способ сбора квартплаты. Взамен они получали премии, которые могли потратить на общественные развлечения, мероприятия или переоборудование подвалов в клубные помещения.

В двух шагах от Рейхстага, на Мариенштрассе, в 1957 году собралось сорок жильцов. Никто из них не принадлежал к партии, а половина была пенсионерами. В течение следующих четырех лет они посвятили своему дому 20 тысяч часов работы. На заработанные сбережения они превратили одну квартиру, которую оказалось трудно сдать, в клубную комнату с телевизором и собственным “домашним баром”. Кроме того, они приобрели библиотеку, стиральную машину и пылесос, оборудовали “общую баню”. В 1959 году они приняли участие в телевизионном конкурсе “10 лет ГДР” и отправились домой с проигрывателем и “ценными пластинками”. В столице они выиграли главный приз как лучший домашний коллектив – новую лодку для их коммунального домика на озере Цернсдорф. У каждого участника была своя роль. Семеро были “дежурными” по телевидению, еще шестеро работали во внутренней “культурной комиссии”. Было