Читать книгу - "Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн"

было результатом жизни при социализме с его многочисленными структурными проблемами. Плохая трудовая дисциплина, например, отчасти была реакцией на нехватку рабочей силы, посменную работу, долгую дорогу и низкий уровень обслуживания. Когда разведенные пары ссорились друг с другом, едва ли помогало то, что во многих случаях раздельно проживающие стороны были вынуждены ютиться под одной крышей, а иногда – еще и вместе с родственниками, потому что маленьких квартир, куда можно было бы переехать, не хватало.

Второй фронт битвы возник из-за погружения восточных немцев в собственный кокон – процесса, которому активно способствовало безответственное стремление Хонеккера к более высокому уровню жизни. Вместо того чтобы раствориться в далеких воспоминаниях о мелкобуржуазном прошлом, “дом, милый дом” стал милее, чем когда-либо. Квартиры превращались в храмы приватного “я”, наполнялись безделушками и ремонтировались в соответствии с собственным вкусом, умением и доступом к инструментам и материалам; как и ее социалистические соседи, ГДР породила яркую культуру дизайна интерьера. Парадокс социализма заключался в том, что его экономика дефицита увеличивала ценность частных благ и связанный с ними статус, создавая, в свою очередь, новые линии неравенства. В 1970 году мать обратилась в трибунал, потому что ее сосед отказался предоставить ей и трем ее маленьким детям доступ к туалету в их общем коридоре: он установил дополнительную дверь в спальне, таким образом присоединив туалет, и заявил, что теперь он принадлежит только ему и у него есть на это разрешение домовладельца. Трибуналу не удалось убедить ни одну из сторон прийти к компромиссу.

Бунгало и дачи провоцировали особенно болезненные столкновения. В 1983 году трибунал в Бранденбурге рассмотрел дело двух ссорящихся соседей, один из которых отказал другому в доступе к его участку, где были установлены общие электрические счетчики. Это также не позволяло другому попасть к пристани, хотя он был членом лодочного клуба. Заявитель также обиделся на дым из соседской трубы: как выяснилось, дымоход был пристроен без разрешения, и его было приказано демонтировать. Камин оказался слишком роскошным частным нововведением75.

Это нечестно!

С момента своего рождения ГДР предоставила гражданам конституционное право подавать Eingaben (петиции) с жалобами или предложениями партийным лидерам и государственным министерствам. В 1980-е годы этим правом пользовались более 100 тысяч человек ежегодно. В некоторые моменты такие официальные письма посылали две трети всех домохозяйств. Лидировали в списке жалоб и просьб жилищные условия, нехватка товаров, очереди на телефоны и автомобили, пенсии и условия труда. В 1980-е годы к этому присоединились просьбы о разрешении посетить запад.

Система Eingaben служила разным целям. Для режима это был массовый опрос, который предупреждал его о возникающих проблемах и позволял сдерживать индивидуальные проявления недовольства. Для граждан петиции предоставляли возможность выразить свое разочарование и, возможно, надежду на исправление ситуации. Некоторые ученые нашли в них свидетельства народного участия в управлении ГДР и общего убеждения граждан и чиновников в том, что социализм можно заставить работать или, по крайней мере, работать лучше. Например, в конце 1960-х годов трудящиеся женщины использовали петиции, чтобы заявить о своем праве на аборт и указать на демократические принципы конституции, и такое народное обсуждение сыграло свою роль сперва в ослаблении ограничений, а в 1972 году и в полной легализации абортов76. С этой точки зрения петиции носили “поддерживающий систему”, а не репрессивный характер77. Другие указывали на цинизм, с которым бессильные пытались играть с сильными мира сего в их же игре, подражая и высмеивая неуклюжий язык своих социалистических хозяев, хотя не следует преувеличивать способность к иронии среди немцев, народа, печально известного своей искренностью.

Конечно, многие просители надеялись, что их письмо продвинет их в очереди на получение современной квартиры или установку телефона, и в равной степени верно и то, что по крайней мере некоторые функционеры искренне пытались помочь. Тем не менее подавляющим настроением было глубокое разочарование. В петициях граждане не только фиксировали неправомерные действия, но и высказывали причины своего недовольства, выдвигая таким образом моральное оправдание материальных требований. Письма заставляли людей задумываться о том, что было не так в их жизни и почему, и оценивать деятельность режима в соответствии со своим представлением о добре и зле. Как и всякая мораль, это чувство питалось социальными нормами, включая идеалы, которых придерживалась сама партия. Однако петиции можно было использовать и для того, чтобы подвергнуть сомнению и бросить вызов принципам, согласно которым диктатура управляла их жизнью. Ожидать коллективного протеста было бы наивно. Логика системы подачи петиций заключалась в том, чтобы фрагментировать критику. Тем не менее разочарование в режиме было вполне ощутимо.

Одна из частых тактик заключалась в том, чтобы поверить режиму на слово и обнаружить, что он не соответствует своим собственным социалистическим принципам. Петиции Паулю Вернеру, влиятельному стороннику жесткой линии в Политбюро, служат этому хорошей иллюстрацией. Вольф Бирман в песне, написанной в 1974 году, после очередного ареста, увековечил Вернера в словах “куриный мозг со львиной пастью”78. Некая женщина из Цвиккау, написавшая Вернеру в 1986 году, похвалив действия XI Съезда партии и “успешную экономическую политику”, обратилась к тому, что было у нее на уме. Она была матерью-одиночкой, работала в медпункте государственного предприятия и, помимо множества ночных смен, ее часто отправляли в тренировочные лагеря для студентов и молодых призывников. Ей хотелось хотя бы иметь возможность позвонить своему пятнадцатилетнему сыну домой и убедиться, что с ним все в порядке. Десять лет она тщетно ждала телефонной связи. Все, что она получила, – это “бездушные” бюрократические ответы, что “это невозможно”. Как “гражданин, всегда выполнявший свой долг, я больше не могу понять этот процесс. Мой принцип всегда заключался в том, что тот, кто что-то дает нашему обществу, имеет моральное право получить что-то от общества взамен”79.

Буквально в двух словах она выразила социалистическую справедливость, как ее понимали многие из ее современников. С этой точки зрения социализм означал только заслуги. Это была обоюдная договоренность между режимом и его сторонниками, согласно которой активисты и рабочие должны были вознаграждаться прежде остальных и, при необходимости, за счет остальных.

Неудивительно, что эта версия справедливости пришлась особенно по душе пожилым людям, чьи скудные пенсии означали, что их уровень жизни отставал от уровня жизни остальной части общества, а также их кузенов и кузин в Западной Германии. Режим, жаловалась пенсионерка жене Ульбрихта в 1966 году, относится к их вкладу в построение социалистического общества с презрением. Пенсионеры в то время получали лишь четверть средней заработной платы80. Минимальные пенсии были повышены в 1968 году, но все равно уровень