Читать книгу - "28 мгновений весны 1945-го - Вячеслав Алексеевич Никонов"

Подписывать или не подписывать? Выбор, стоявший перед генерал-майором Суслопаровым, был поистине вопросом жизни и смерти. Без его согласия капитуляция немецкой армии могла быть сорвана. Но как на это посмотрит Сталин, который мог и не простить самовольства.

«Суслопаров… читал и перечитывал текст капитуляции и не нашел в нем какого-либо скрытого злого умысла, – напишет заместитель начальника Генерального штаба Штеменко. – Вместе с тем перед глазами генерала вставали картины войны, где каждая минута уносила множество человеческих жизней. Начальник советской военной миссии принял решение подписать документ о капитуляции. В то же время он, обеспечивая возможность для Советского правительства повлиять в случае необходимости на последующий ход событий, сделал примечание к документу. В примечании говорилось, что данный протокол о военной капитуляции не исключает в дальнейшем подписания иного, более совершенного акта о капитуляции Германии, если о том заявит какое-либо союзное правительство».

В два часа утра 7 мая генералы Смит, Морган, Булл, Шпаатц, Теддер, французский представитель и генерал Суслопаров собрались на втором этаже в тесной комнате отдыха Политехнической мужской школы города Реймса. Стронг выступал переводчиком. Комната имела форму буквы «Г» и была вся завешана штабными картами, за исключением крошечного окошка.

Союзные офицеры протискивались один за другим, чтобы усесться за массивный дубовый стол. Когда все заняли места, в комнату ввели Йодля в сопровождении Фриденбурга и адъютанта. Высокий, прямой, в идеально отглаженном мундире и с неизменным моноклем, Йодль был живым воплощением прусского военного духа. Он сухо поклонился, ожидая увидеть генерала Эйзенхауэра. Но не увидел. Главнокомандующий союзными силами в Европе не счел нужным встречаться с Йодлем до момента подписания акта. Подписывал от имени союзников начальник штаба Эйзенхауэра бригадный генерал Уолтер Беделл Смит. После войны он два года будет работать американским послом в Москве, а потом станет директором Центрального разведывательного управления (ЦРУ).

Пока шла процедура подписания, Эйзенхауэр ждал в соседнем кабинете, расхаживая взад-вперед и выкуривая одну сигарету за другой. Процедура заняла полчаса.

Сам Эйзенхауэр напишет: «Наконец Дёниц понял неизбежность выполнения наших требований, и акт о капитуляции был подписан Йодлем в 2 часа 41 мин. утра 7 мая. Боевые действия должны были прекратиться в полночь 8 мая.

После того как необходимые бумаги были подписаны Йодлем и генералом Смитом в присутствии французского и русского представителей, подписавших документы в качестве свидетелей, Йодля привели в мой кабинет. Я спросил его через переводчика, полностью ли он понимает все статьи подписанного им документа.

Он ответил:

– Да.

Тогда я ему сказал:

– Вы официально и лично будете нести ответственность, если условия этой капитуляция будут нарушены, в том числе за прибытие немецких командующих в Берлин в такое время, какое будет установлено русским главным командованием для оформления официальной капитуляции перед тем правительством. Все.

Он отдал честь и вышел».

Эйзенхауэр появился в штабной комнате, собрал генералов и офицеров и вызвал фотографов, чтобы запечатлеть событие для вечности.

Эйзенхауэр подготовил короткое сообщение для печати и записал свое выступление для радио. Когда ушли журналисты, настало время проинформировать Вашингтон. «Задача, стоявшая перед союзными силами, выполнена в 02.41 местного времени 7 мая 1945 года», – рапортовал Эйзенхауэр.

Он успел еще поулыбаться перед камерами, поднять ручки в виде буквы «V», символизирующей победу.

– Насколько я понимаю, событие требует бутылки шампанского, – вздохнул он.

Кто-то принес шампанское. Под слабые возгласы его открыли. Сейчас их всех объединяла страшная усталость. И вскоре все отправились спать.

В Вашингтоне в момент подписания капитуляции в Реймсе был еще ранний вечер 6 мая. Гарри Трумэн, когда только весть дошла до него, испытал острое нетерпение. Он мог теперь сделать первым заявление о победе в войне и о капитуляции немцев, причем именно перед американцами. Пиаровский выигрыш, причем во всемирном масштабе, был очевиден. Но были и ранее достигнутые по инициативе самого американского президента договоренности со Сталиным и Черчиллем об одновременном объявлении Победы над гитлеровской Германией. Как быть?

Трумэн сразу же решил передоговориться, в чем встретит понимание Черчилля, которому тоже не терпелось выступить с заявлением о конце войны. Но не встретит понимания Сталина.

«Эйзенхауэр поздравил И. А. Суслопарова с подписанием акта, – писал Штеменко. – Последний направил свой доклад в Москву. А оттуда между тем уже шла встречная депеша, где указывалось: никаких документов не подписывать!»

Суслопаров, полагаю, ощутил близость трибунала.

Когда о капитуляции в Реймсе узнал Сталин, мне не известно. Подробности о том, что в тот день происходило в Москве – в Генштабе и в Кремле, – находим у Сергея Матвеевича Штеменко. «Когда извещение о событиях в Реймсе (капитуляция) было получено, А. И. Антонов пригласил меня к себе и приказал составить проект директивы Ставки по поводу капитуляции. Он пододвинул мне какой-то документ и сказал только: познакомьтесь. В руках моих было письмо, только что присланное Антонову Дином – главой военной миссии США:

“…Сегодня после полудня я получил от президента срочное послание, в котором он просит, чтобы Маршал Сталин дал свое согласие объявить о капитуляции Германии сегодня в 19.00 по московскому времени. Мы получили через Наркоминдел ответ, что это невозможно сделать, потому что Советское правительство все еще не получило от своих представителей при штабе Эйзенхауэра данных о капитуляции Германии. Я информировал об этом президента Трумэна и получил ответ, что он не сделает официального сообщения до 9 часов утра по вашингтонскому времени, или 16.00 по московскому, если Маршал Сталин не выразит свое согласие на более ранний час…”

Я вопросительно посмотрел на А. И. Антонова.

– Союзники нажимают на нас, – пояснил он. – Хотят, чтобы весь мир узнал о капитуляции немецко-фашистских войск перед ними, а не перед СССР…»

Понятно, что Сталин был совершенно не в восторге от реймской капитуляции и той роли, которая при ее подписании была отведена Советскому Союзу. Верховный резко выговорил Главному маршалу артиллерии Николаю Николаевичу Воронову за действия его подчиненного Суслопарова, который «осмелился без ведома и разрешения Советского правительства подписать документ столь огромного международного значения». Сталин также был недоволен, что капитуляцию подписали в заштатном Реймсе, а не в поверженной столице рейха – Берлине. И он не видел оснований для того, чтобы спешить с объявлением о Победе, тем более что советские войска продолжали боевые действия в Чехословакии, а сохранявшиеся германские части в Прибалтике и не думали капитулировать.

Подписание соглашения в Реймсе мало повлияло на поведение группы армий «Центр» Шёрнера. У маршала Конева читаем: «Сражение шло всю ночь и продолжалось утром… Темп продвижения достиг в тот день 45 км. Особенно успешно наступала армия Пухова, настолько успешно, что взаимодействовавшие с нею танкисты Лелюшенко, продвигаясь через горы и леса, так