Читать книгу - "Ментальности народов мира - Георгий Дмитриевич Гачев"

href="ch2.xhtml#id3" class="a">[55] от Вселенной (и тем самым по равенству сил бесконечно малое объявляет себя тоже бесконечностью и Вселенной) исходит, но и изнутри, из скрытого, из нетелесного, из души. Так что если всемирное притяжение – это как бы «нус», разум, космостроитель, Ум, по Плотину, то отталкивание – это как бы «душа бессмертная», психея, частица – как особь, претендующая быть целым, а не осколком (полом – половинкой – сексом), чем она объявляется в Эросе – действием силы всемирного притяжения.

И вот эта активность «я», индивида, воли, как формообразователь бытия и культуры, разработана именно немецким идеализмом.

Идеализм естествен при исхождении из силы отталкивания: внутренней, невидимой, так же как материализм – при исхождении из силы притяжения: внешней, созерцаемой.

Итак, благодаря силе отталкивания «вертикальное падение (частиц притягиваемых. – Г. Г.) обращается в круговое движение» (т. е. отсыл, вбок, «чур меня!») = описание предела и формы вокруг «я», тогда как вертикальное падение есть попадание, улучение личности (меня лучом света пронзение), гибель моей самости.

Так образуются опять шар и круговое движение, что суть совершенные фигуры, по эллинам. Но только там шар и круг – образы совершенного бытия, целого, не знающего о возможности распадения и половинчатости полости; здесь же шар воссоздается трудом, как вторичный, действием противоборства сил мировых и человеческих (бесконечно малых). Шар здесь – не совершенство и исконное целое, а гармония, согласие противоположностей, т. е. то прекрасное, что уже в «грехопавшем» расколотом бытии осуществиться может.

И вот картина этой гармонии в нашей Солнечной системе, которая есть как Haus = модель Raum’a Вселенной: «Когда масса этого центрального тела достигнет таких размеров, что скорость, с которою она притягивает частички с больших расстояний, благодаря слабой величине отталкивательной силы, противодействующей их взаимному перемещению, получит боковое направление, то тогда создаются крупные вихри частиц, из которых каждая описывает сама по себе кривые линии» (с. 130).

Это опять непорядок – уже от разгула индивидуальных воль, сил отталкивания, а не от первичного хаоса происходящий. Это лишь в русском космосе – «кривая вывезет!». В германском требуется ее в рамки прямых ввести.

«Однако эти различным образом борющиеся между собою движения естественно (?) стремятся уравновеситься, т. е. прийти к такому состоянию, при котором одно движение возможно меньше мешает другому (идеальное гражданское общество из самостных индивидов. – Г. Г.). При этом условии, так как все частички принимают одно и то же направление движений по параллельным кругам (т. е. не по одному, а по концентрическим, так что при одинаковом направлении интересов не мешают друг другу: каждое точно знает занимаемое место и функцию в общем производстве Солнечной системы. – Г. Г.) и, благодаря приобретенным центробежным силам, вращаются вокруг одного и того же центрального тела (= абсолютного монарха: оттого, и по Гегелю даже, централизованная в монархе власть – лучшее из государственных устройств. – Г. Г.), то борьба и столкновение отдельных элементов исчезают…

Так эти вихри круговые уплотняются, образуются твердые тела планет и спутников на естественно перераспределяющихся расстояниях в зависимости от масс. Так образуется совершенный механизм Солнечной системы. Но не забудем, что твердое и плотное возникло из туманностей и прошло горнило выковывающих сил» (с. 130–132).

И в этом плане не случайно, что эта так называемая небулярная («туманностная») гипотеза, четкую твердь и определенные пустоты Вселенной выводящая из туманностей, родилась в германском уме, стране Nifelsheim Эдды, средь нибелунгов, туманных существ, подземных гномов, цеховых мастеров, развивших еще в средние века пуще, чем в других странах, горное производсто и химию, а превращение веществ и формообразование их в кузнях хорошо испытавших. И вещества планет, эти твердые тела, возникают у Канта из вселенского химического пара и чада туманностей – как «философские камни». И кантовские круговые вихри и тела из них как-то перекликаются с полетом валькирий и с Ring des Nibelungen (кольцом нибелунга) – тоже твердым круговым телом, выкованным хтонической туманной волей нибелунга Альбериха – тоже порождения «Германии туманной» (сколь точен Пушкин!).

2

С Лапласом менее ясно, однако кое-что прозрачно и у него.

Проблема у Лапласа и Канта сходная: «Обратим теперь наш взор на устройство Солнечной системы и на ее отношение к неподвижным звездам» (с. 133), однако способ развития мысли различный. Кант так соединяет две идеи: устройство Солнечной системы и мир неподвижных звезд, что констатирует меж ними антиномию, противоречие, – и отсюда набирает энергию его роющая, докапывающаяся до единства мысль. Французский мыслитель, ставя в связь эти два представления, не под знаком противоречия их соединяет, но в простое отношение: аналогию и пропорцию (как увидим далее).

«Громадный солнечный шар, центр движений, вращается вокруг своей оси в 25 1/2 суток. Его поверхность покрыта световым морем, которого энергичные волнения образуют в весьма большом числе изменчивые пятна, громадные размеры которых часто превосходят размеры всего земного шара. Над этой световой оболочкой возвышается невероятных размеров атмосфера; вне ее – планеты вместе со спутниками описывают свои почти круговые пути, плоскости которых лишь весьма немного наклонены к плоскости солнечного экватора. Бесчисленное множество комет, уходя от Солнца, теряются в глубине пространства, и это служит нам доказательством того, что влияние Солнца простирается значительно дальше известных нам границ планетной системы» (с. 133).

Французский мыслитель поражает воображение, рисует Яркую картину, призванную удивить. Слово его красноречиво, пышно, Вселенная у него выглядит грандиозно, великолепно, помпезно; все – grand. Он создает «Exposition du système du Monde («Изложение системы мира»), т. е. направленное экстравертно, на публику, слово – почти устное, рассчитанное на собеседника, слушателя, разговор, на него ориентированное. Потому трудность представления для него главная, тогда как для Канта – трудность понятия: как справиться самому в своей мысли с антиномией? Мысль Канта углублена и сосредоточена внутрь себя, а не ориентирована на другое сознание. Лаплас развертывает и экспонирует уже готовое и продуманное и заботится о том, чтобы оно предстало внушительно.

«Солнце не только действует своим притяжением на все эти шары, заставляя их двигаться вокруг себя, но посылает им также и свой свет и свою теплоту. Благодетельное влияние Солнца вызывает происхождение растений и животных, населяющих Землю, и по аналогии мы вправе думать, что подобные же результаты оно вызывает и на других планетах. Было бы в самом деле неестественно полагать, что материя, плодоносность которой мы наблюдаем в столь разнообразных формах у нас на Земле, чтобы эта материя была бесплодною, например, на такой большой планете, как Юпитер, у которого имеется свой день и своя ночь» (с. 133).

И вот мы уже подступаем к сердцевине различий.

У Канта все образуется из туманностей и рассеянных твердых (плотных)