Читать книгу - "Собрание сочинений. Том II. Стихотворения, напечатанные в периодике и найденные в архивах; заметки, статьи - Павел Николаевич Шубин"

И орешник узоря,

Под тучей закат августовский зачах,

Увешав литыми серёжками зорю

И радугой тонкой качнувшись в ручьях.

В раздолье бурьяном заросших урочищ —

Остатки фундамента дома и служб.

Когда-то, в грозовые летние ночи,

Здесь плошки, дымясь, вырывались из луж,

И падали капли на бальные платья,

И женщин до лодок несли на руках,

И музыка шла над озёрною гладью,

Чуть слышное эхо будя в берегах.

Когда-то (в степи отцветали тюльпаны,

Бесшумные падали звёзды в кугу),

Когда-то из де́вичьей ясного пана

Три пленницы встретились на берегу.

О чём говорили, кого проклинали,

Чьи прихоти были помянуты злом?

Тяжёлые чёрные косы связали

Рабыни одним неразрывным узлом,

И – волны ударили в корни осины,

И донный песок закрутился, клубясь…

А в доме рыдали ещё клавесины

И пел по-французски задумчивый бас.

А через неделю – усадьба горела.

Холопы крушили дубьём сундуки.

Вельможного пана дебелое тело

В бучило по пням волокли гайдуки.

И шёл над подворьем призыв Кармалюка:

– Браты́! В одиночку возьмёт вас любой!

Куда вы теперь? – На расправу, на муку,

В Сибирь?

Или – пеплом седым за собой

Развеем, тряхнём столбовую округу!

И гукал народ: «До тебе! За тобой!»

Когда-то…

…За озером солнце садится

В чащобу глухих купырей и осок.

Волов понукая, мальчишка-возница

Подвозит с реки отбелённый песок.

Один – он поёт беззаботно, как птица:

– Як той Кармалюк всiх небог оделяв…

Я вспомнил: над озером – строят больницу.

Девушке из Костромы

Ты легла. И, быть может, сейчас потому

Я встречаю чужое небо

И Волгу твою. И твою Кострому,

В которой ни разу не был.

У нас хорошо, но и там хорошо.

Там у девушек светлые волосы,

Но я знаю, что там бы я не подошёл

Со своим неприкаянным голосом.

Там в десять часов закрывают окно,

Там учатся жизни по книжкам,

Там негде любить и хлестать вино

Двадцатилетним мальчишкам.

Традиций мир угрозой стоят

Упористые не сдвинуть,

Но всё-таки прячется прелесть своя

По ягодам горькой рябины.

Но солью солей не мне дорожить,

Не смотреть на чужие полосы

Я бы не…

Тридцатилетние

Уже ледяной синевою

Сверкающий воздух прошит,

Уже над октябрьской Москвою

Осенний снежок порошит.

На площади, у Мавзолея,

В предутренней дымке сырой —

Серебряных елей аллея,

Стволов несгибаемый строй.

Распахнуты сизые створки

Ещё не взошедшей заре,

Могучие тридцатьчетвёрки

Поротно застыли в каре.

От сумрака кажутся площе

Машины, и в смене теней

Колышется Красная площадь,

И стяги полощут над ней.

Чеканно за ротою рота

В единый поток сведены,

И вождь трудового народа

Идёт вдоль Кремлёвской стены.

Он видит заставы на Ханке,

Льняные обозы у Мги,

Полмира прошедшие танки

И взрывшие землю плуги,

И в рёве полярных метелей,

В распутице южных дождей —

Героев

в работе,

на деле,

Обычных советских людей.

Мужами становятся дети

В сраженьях за Родину-мать,

И силы не сыщешь на свете….

В машинописи под этим стихотворением стоит ещё фамилия Александра Межирова, что позволяет предположить совместное написание. У Межирова же в свою очередь есть стихотворение «Надпись на книге П. Шубина “Парус”»:

Сегодня в магазине книжном

Я встретил молодость твою,

Она стояла в неподвижном

Букинистическом строю.

Я встретил молодость поэта.

В обложку плотную она

Была обута и одета

И кем-то переплетена.

Обложка светло-голубая,

Где парусник в голубизне

Скользит, воды не прогибая,

Давным-давно известна мне.

Но мне сегодня нужно очень,

Чтобы над титульным листом

Склонился ты, сосредоточен

В раздумье кратком и простом.

И чтоб рукою сильной, Павел,

Как в годы памятные те,

Ты подпись твёрдую поставил

Вверху на титульном листе.

Тебя искать хочу повсюду,

Догнать, ударить по плечу, —

Не потому, что верю чуду,

А потому, что так хочу!

Столкнуться на Волхонке в чайной

И слушать, не скрывая слёз,

Твой вымысел необычайный,

Где всё не в шутку, а всерьёз, —

Твою фантазию, художник,

Твою бессонницу, поэт.

А тот, кто заподозрит ложь в них,

В том правды не было и нет.

Но я тебе поверил, Павел,

Ты, как и всем друзьям живым,

В наследство парус мне оставил,

Набитый ветром штормовым.

Монолог 45 года

(Тихо, как бы вглядываясь в рассказ.)

Гибнет город на рассвете,

Тлеет домик деревенский,

Плачут маленькие дети

По-французски, по-словенски,

В Польше, под дырявой крышей,

Всюду, где палач немецкий,

А когда никто не слышит…

Плачут попросту, по-детски…

(Пауза. Громко, приподнято.)

Дед мой славно потрудился,

Я горжусь великим дедом,

Он грозою прокатился

По германским людоедам.

Он их гнал с днепровских кручей,

Накрывал водой Дуная,

Шла за ним волной могучей

Наша армия родная.

От победы до победы,

Он дошёл походкой твёрдой

До берлоги людоеда —

Дед мой, год сорок четвёртый.