Читать книгу - "Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 2 - Петр Александрович Дружинин"

Тов. ГОРОДЕЦКИЙ – Я считаю, что Томашевского нельзя смешивать с этой группой – Гуковским, Эйхенбаумом, Бялым, Берковым и др., у него есть ошибки, но в другом роде.

Тов. ЛЕБЕДЕВ – Гений и посредственный – это тоже один из моментов дискредитации?

Тов. ПЛОТКИН – Да, об этом говорилось и на собраниях.

Тов. ГРИГОРЬЯН – Это один из методов их борьбы. Я даже перестал ходить на заседания – только хвалят друг друга.

Тов. ПЛОТКИН – Томашевский и Добровольский приходили ко мне и просили избавить их от Бабкина и Григорьяна.

Тов. КОВАЛЕВ – Эта группа засела также и в Лекторском бюро горкома. Мы пытались в течение месяца получить лекции и ничего не добились.

Тов. Мейлах! Вы на прошлом собрании объясняли, что это, мол, старые специалисты, что с них возьмешь, что с ними сделаешь, не увольнять же. О групповщине мы пробовали выступать на партийных собраниях, но робко, не называя фамилий. Дирекция относится к этой группе примиренчески и тов. Плоткину на Ученом совете нужно так поставить вопрос, чтоб они почувствовали, что они не хозяева. Тов. Плоткин не подхватывает наших робких выступлений. Надо идти на разгром этой группы.

Тов. ГРИГОРЬЯН – Почему дирекция поручила Серману главу о Достоевском, который политически неподготовлен?

Тов. ПЛОТКИН – Редакция тома вела разговор с 10‐ю товарищами и никто из них не взялся, а у Сермана кандидатская диссертация по Достоевскому, мы решили попробовать дать ему, если напишет хорошую статью, – напечатаем.

Тов. ШИРЯЕВА – От выступления тов. Мейлаха у меня не осталось впечатления, что у него твердые установки в отношении своего сектора, где сосредоточена основная группа.

Тов. МЕЙЛАХ – Не было ни одного доклада, чтобы я не критиковал Эйхенбаума, Гуковского, Бялого. Теоретические методы группы я критиковал, но мне не было ясно, что это идейно-политически оформленная группа. В меру своих сил вдвоем с тов. Груздевым мы критиковали их ошибки. Я допустил ошибку, но положение мое трудное. Почему у Ширяевой сложилось такое впечатление – я не знаю. Свое место я могу уступить другому, но я честно помогал выкорчевывать вредные корни. Никаких данных, что я хочу отсидеться, – нет. Мы боремся за партийность в науке, эта группа борется сознательно против этого. Мы много говорили об их ошибках, но исправления нет.

Тов. ПЛОТКИН – Нет у них желания сказать прямо и сжечь корабли. Я с Азадовским говорил, но он в обморок упал.

Тов. ЛЕБЕДЕВ – Мейлаху – Вы считаете, что их взгляды вне советского литературоведения?

Тов. МЕЙЛАХ – Да. За отдел я несу полную ответственность, но коммунисты мне недостаточно помогали, мой отдел до последнего времени считался ведущим.

Тов. ЛЕБЕДЕВ – т. Плоткину – Вы тоже считаете эту группу вне советского литературоведения?

Тов. ПЛОТКИН – Да.

Тов. ГРУЗДЕВ – Тов. Мейлах всегда критиковал, но ведь не все было понятно, не было понятно, что это группа.

Тов. БАЗАНОВ – Не только по этой группе дирекции и парторганизации надо принять меры. Нужно сейчас уже принять меры против подготовки их кадров. Рейсер и Гинзбург готовят докторские диссертации, у Гинзбург формалистические работы. Эта группа Пиксанова называет – “Пиксафон-дубина”. Коммуниста, участника Отечественной войны они не приняли, а Чистова[681], исключенного из комсомола, бывшего в оккупации переводчиком, приняли при помощи Азадовского на должность заведующего отд[елом] литературы Карельской базы АН СССР. Не читая его диссертации, Азадовский дал положительный отзыв. Мелетинский[682] был в плену у немцев, а от Жирмунского он получил блестящую характеристику. Свои кадры они перебазировали в Петрозаводск. Эта группа высказывается против Плоткина и Мейлаха, не признавая их учеными.

Мы должны поставить вопрос в Институте так, чтобы новых членов в Ученый совет ввести, Папковского надо отстоять, чтобы он остался в Институте, а из фольклорного Магид[683] отчислить.

У нас Пиксанов, Десницкий, Максимов, Спиридонов на отшибе, и все мы считаемся бездарными. Надо пересмотреть рабочий план Института, состав редколлегии. Из принципиальных выступлений на Ученом совете было одно – Бушмина. Западов и Орлов их подпевалы. Пробиться печатать невозможно, потому что на рецензии отдают обязательно кому-либо из этой группы»[684].

Приведенный протокол очень информативен и доносит атмосферу бурного обсуждения, но наиболее зловещим кажется приведенный в тексте заключительный вопрос председателя комиссии райкома ВКП(б), парторга филологического факультета ЛГУ Н. С. Лебедева, заданный поочередно Л. А. Плоткину и Б. С. Мейлаху. По-видимому, он решил заручиться при свидетелях окончательной точкой зрения этих двух руководителей института.

В результате бурного обсуждения партбюро постановило:

«1. Предложить коммунистам Института выступить на партсобрании и на Ученом совете Института с разоблачением антипатриотической деятельности в литературоведении этой группы ученых Института – Жирмунского, Азадовского, Эйхенбаума, Гуковского, Бялого и других.

2. Поручить подготовить проект резолюции для партийного собрания следующим тт.: Папковскому, Бабкину, Григорьяну, Бурсову и Груздеву»[685].

Несмотря на то что были намечены и партсобрание и заседание Ученого совета, в назначенное время они не состоялись. Тому было несколько причин: городское партийное руководство лихорадило после приезда Г. М. Маленкова и состоявшегося 22 февраля Объединенного пленума обкома и горкома; курирующий в ЦК работу Пушкинского Дома Ф. М. Головенченко не смог приехать в назначенное время; не закончила свою работу комиссия горкома и райкома ВКП(б) по проверке деятельности Пушкинского Дома; кроме того, в Пушкинском Доме ждали назначения нового директора, которому необходимо было время, чтобы освоиться в непростой ситуации.

Писатели открывают сезон борьбы с космополитизмом

Проворнее всех оказалось руководство Союза советских писателей: А. А. Фадеев и К. М. Симонов были закаленными и бесстрашными бойцами идеологического фронта, причем К. М. Симонов, который в 1949 г. оказался одним из главных борцов с космополитизмом, лично приехал в Ленинград для вразумления коллег.

4 марта 1949 г. состоялось заседание секретариата правления Ленинградского отделения ССП, где уже были приняты первые меры, которые свидетельствовали о том, что «письмо коммунистов» Пушкинского Дома возымело действие.

«СЛУШАЛИ: О составе Комиссии по теории литературы и критике.

ПОСТАНОВИЛИ: Вывести из состава комиссии Плоткина, как плохо работавшего в Комиссии, Громова[686] и Костелянца[687], в связи с их идейно-политическими ошибками в критике.

Также вывести из состава комиссии Р. Мессер[688], допустившую эстетско-формалистические ошибки в своей деятельности критика и санкционировавшую к печати, будучи зав. критическим сектором “Звезды”, порочные статьи Дрейдена, Березарка и Цимбала.

Ввести в состав Комиссии тт. Наумова, Бурсова, Касторского[689], Деркача.

Ответственный секретарь А. Дементьев»[690].

Строки протокола