Читать книгу - "Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 2 - Петр Александрович Дружинин"

чтобы понять, что далеко не все обнаружено и вскрыто. Для примера: до сих пор мы не слыхали самокритичного выступления со стороны Г. А. Гуковского, человека в некоторых литературных кругах пользующегося славой и авторитетом, не только в литературных кругах, но и в известных кругах ленинградской интеллигенции. Надо было ожидать и начинать со стороны Г. А. Гуковского прямого и решительного признания серьезных ошибок, потому что когда критиковали последователей Веселовского – мы как бы обошли и позабыли о серьезных ошибках в работах Гуковского до самого последнего времени. Мы не отметили [sic!] Гуковскому его книги “Пушкин и русские романтики”; далее, не разоблачили до конца его “теорию закономерностей” [sic!], от которой Гуковский никогда не отказывался и которая лежит в основе всей работы о Пушкине Гуковского; все частные отдельные замечания по вопросу литературы, теории формализма, космополитизма, с которыми настойчиво боремся. Тут двух мнений быть не может»[703].

Смена руководства пушкинского дома

Международный женский день 8 марта 1949 г. в Институте литературы Академии наук был ознаменован сменой руководства. Приехавший в этот день из Москвы доктор филологических наук, заслуженный деятель науки РСФСР, профессор Николай Федорович Бельчиков (1890–1979) подписал приказ № 1:

«Сего числа я приступил к исполнению обязанностей директора Института литературы (Пушкинский Дом) Академии наук СССР согласно распоряжения Президиума АН СССР за № 236 от 2 марта 1949 г.

Исполнявшего обязанности директора Института литературы (Пушкинский Дом) Академии наук СССР доктора филологических наук Плоткина Льва Абрамовича освободить от исполнения обязанностей согласно распоряжения Президиума Академии наук СССР № 236 от 2 марта 1949 г.

И. о. директора Института литературы (Пушкинский Дом) Н. Ф. Бельчиков»[704].

В момент назначения Н. Ф. Бельчиков занимал пост ученого секретаря Отделения литературы и языка Академии наук СССР и состоял при академике-секретаре Отделения И. И. Мещанинове, с которым они сошлись в Алма-Ате во время войны[705]. Николай Федорович, кроме того, что был представителем титульной национальности, был полностью лоялен к проводимому партией идеологическому курсу, причем еще с 1930‐х гг.[706] В 1948 г. он вступил в ряды ВКП(б), после чего его анкета стала образцовой. Такие обстоятельства позволили Секретариату ЦК ВКП(б) положительно отнестись к его кандидатуре на пост директора Пушкинского Дома. 19 мая 1949 г. Д. Т. Шепилов и Л. Ф. Ильичев подали секретарю ЦК Г. М. Маленкову докладную записку о состоянии Института литературы, в которой, в частности, говорилось:

«Президиум Академии наук СССР представил на должность директора Института т. Бельчикова Н. Ф.

Н. Ф. Бельчиков – член ВКП(б) с 1948 года, известный специалист по истории русской литературы, доктор филологических наук, заслуженный деятель науки РСФСР, является в настоящее время ученым секретарем Отделения литературы и языка Академии наук СССР. Как сообщил Президиум Академии наук, т. Бельчиков в ближайшее время будет освобожден от должности ученого секретаря Отделения. Было бы целесообразно поэтому поддержать предложение о его назначении. ‹…›

Ленинградский горком ВКП(б) (т. Андрианов) поддерживает предложение о назначении директором Института русской литературы Академии наук СССР т. Бельчикова Н. Ф. и об укреплении института квалифицированными кадрами.

Проект постановления ЦК ВКП(б) прилагается»[707].

Постановление Секретариата ЦК об утверждении Н. Ф. Бельчикова было подписано Г. М. Маленковым 3 июня 1949 г. (протокол № 436, пункт 160)[708], после чего Николай Федорович смог избавиться от приставки «и. о.»[709].

Чтобы удовлетворить новое ленинградское руководство своими действиями, Н. Ф. Бельчикову пришлось немало потрудиться, хотя главная его заслуга состояла в том, что он предоставил свободу действий А. С. Бушмину, возглавившему парторганизацию Пушкинского Дома. Сам же Н. Ф. Бельчиков, как бывает с каждым иногородним безотносительно его качеств, в Ленинграде не показался: «Приехал новый директор из Москвы, существо многим не понравившееся, и принялся трясти институт сверху донизу»[710].

Несмотря на распространенное мнение, будто Н. Ф. Бельчиков сыграл трагическую роль в судьбе ленинградской науки, вел он себя не хуже и не лучше многих себе подобных и к рьяным погромщикам типа Дементьева – Бушмина – Бердникова вряд ли может быть причислен. Для него это поручение было вынужденным, и видел он в этом лишь путь в Академию наук СССР, куда и был избран членом-корреспондентом в 1953 г. (хотя он выдвигался Пушкинским Домом и в 1950 г.[711], но запланированные академические выборы тогда не состоялись). К тому же он чаще находился в Москве, нежели в Ленинграде.

Это назначение Н. Ф. Бельчикова можно сравнить, ни в коем случае не сопоставляя двух ученых лично, с приходом В. Ф. Шишмарева на пост директора ИМЛИ. Согласие Владимира Федоровича также было вынужденным, и он также видел в этом возможность стать академиком. 11 августа 1942 г. он писал П. И. Лебедеву-Полянскому по поводу настойчивого предложения занять пост директора ИМЛИ вместо Л. И. Пономарева, кандидатура которого не устраивала ЦК: «Итак, Вы хотите, чтобы я занялся Институтом им. Горького. Понимаю Ваше желание, но дело это не из приятных»[712].

Но если Владимир Федорович с переменой требований руководства страны к науке перестал устраивать ЦК и, став академиком, быстро оставил свой пост, то Николай Федорович не чувствовал морального дискомфорта и справлялся неплохо:

«Директором Пушкинского Дома был Н. Ф. Бельчиков, наделенный особыми полномочиями: очистить институт от космополитов. Обычно он приезжал из Москвы, где жил постоянно, на два-три дня, останавливался в комнате, которая была у него во дворе главного здания Академии наук[713], в том корпусе, где ныне – зубоврачебное отделение поликлиники Академии наук. Туда к нему для “конфиденциальных” разговоров стекалась вся институтская мразь… Мотался он между Москвой и Ленинградом и занимался, главным образом, бдительной охраной литературоведения и опорочиванием ученых-литературоведов. Усугублялось все его патологической склонностью к выдумкам. ‹…› Наиболее злая и краткая характеристика Бельчикова принадлежит, бесспорно, Б. В. Томашевскому: “Единственное, что есть у Н. Ф. Бельчикова прямое, – это прямая кишка. И то ее вырезали!” (У Н. Ф. действительно был оперирован рак прямой кишки)»[714].

Откровенно неприязненное отношение было у нового директора только к одному сотруднику – М. К. Азадовскому. Как тогда писал Ю. Г. Оксман, «он вооружен только против Марка Конст[антиновича], а к другим просто равнодушен»[715]. Однако и этого равнодушия оказалось достаточно.

Лишним подтверждением его «расположенности» к М. К. Азадовскому стал приказ № 2 от 8 марта 1949 г.: «Считать заведующего сектором фольклора проф[ессора] Азадовского М. К. больным с 8 марта с/г»[716], что было сделано с целью воспрепятствовать начислению зарплаты, а впоследствии послужит поводом для увольнения.

Сам Марк Константинович был удивлен такой перемене… Он писал Ю. Г. Оксману: