Читать книгу - "Сказки, мифы и легенды восточных славян - Александр Сергеевич Фаминцын"

…Бояре,

Сосну срубили,

Дощечки пилили,

Мосточки мостили,

Сукном устилали,

Гвоздьми убивали.

Ой Овсень! Ой Овсень!

Кому ж, кому ехать

По тому мосточку?

Ехать там Овсеню

Да новому году.

В Рязанской губернии хозяин дома, услышав под окном накануне нового года голоса колядовщиков, поющих «авсеневые» песни, открывает окно и приглашает их в дом следующими словами: «Милости просим, милости просим, мы ради Овсеню, гостю жданому».

Во Владимирской губ. накануне нового года поют:

Ой Овсень, ой Овсень!

– Чего козел хочет?

«Долотичка ищет».

– На что ему додотичко?

«Косу долбити» и т. д…

В Рязанской и соседних с нею губерниях девушки и парни, колядуя накануне нового года, поют в честь Авсеня песни, из которых заключительная обращается прямо к виновнику торжества и начинает так:

Ах, бяшка, барашка,

Ты козья бородка,

Весенняя шерстка…

Или:

Ах бяшка, ты бяшка, ты козья бородка,

Кудрявая шерстка, пуховая спинка!

Люли, люли!

Ты подал нам, бяшка, на песни кусочек!

Не малый, не больший, с коровий носочек.

Люли, люли!..

В приведенных «авсеневых» песнях уже прямо идет речь о козле, о барашке и козьей бородке, о весенней шерстке, т. е. о козле и козе – представителях весеннего плодородия. Мысль эта окончательно подтверждается следующими отрывками из белорусской и малорусской песен, коими сопровождается шествие со святочной козой, т. е. наряженным козою парнем:

Белорусс.:

Где Козатупою (ступою),

Там жито хулою;

Где коза рогом,

Там жито стогом;

Где коза ходит,

Там жито родит…

Малорусс.:

Де Козатуп, туп,

Там жита семь куп;

Де коза рогом,

Там жито стогом;

Де коза хвостом,

Там жито кустом…

Песни эти очень сходны с приведенным выше белорусским гимном в честь Ярила: «А гдзеж ион (Ярило) нагою – там жито капою, – А гдзеж ион ни зырне, – там колас зацьвице»; напоминают они и известную новогоднюю песню: «Шов Илья на Василия – в его пужечка (плеть) житяночка, куда ею махнеть, там жито ростеть»[38]. Святочный Тур и святочный козел (или коза), т. е. Авсень, имеют сходное, почти тождественное значение. Это подтверждается, независимо от однородности смысла обоих святочных обрядов, самих по себе, еще и теми приемами, с которыми вожаки этих зверей или изображающих их ряженых парней, вводят их к хозяину дома, высказывая ему добрые пожелания по случаю наступающего нового года: и тура, и козу заставляют кланяться хозяину дома и приветствовать его: «Ой Тype, Тype! небоже, – обращаются к бычку, – ой обернися тай поклонися!..» К козе же поют так: «Гогого козынька, гогого сера, гогого бела, ой разходися, развеселися, ой поклонися!..» Раскланявшись и расшаркавшись перед «господарем», коза (козел) желает ему:

Щоб сему господину и коровки були,

И неврочливии, и молочливии,

И овес самосий, и ячмень колосий и т. д.

В основе Авсеня, как и Тура, представителя весеннего плодородия, лежит солнечная природа. По отношению к Авсеню или Усеню это подтверждается его именем, которое представляет близкое, очевидное родство с древнеиталийским, собственно сабинским, названием солнца – Аусел (этрусс. Юсел), с изменением только окончания l на нь. В средней полосе России, где овес составляет один из наиболее распространенных хлебов, новогодние посыпальщики преимущественно рассыпают овес по хатам, – вероятно, в связи с этим обычаем и воспеваемый при этом Авсень в устах народа превратился в Овсеня; форма этого названия представляет разительную аналогию с именем полевого житного духа – белорусского Жыценя или Житеня. Овсень в таком случае получает как бы значение «овсяного духа» или «демона», как жыцень – дух житный.

В предыдущей характеристике чествуемого в некоторых великорусских губерниях, на святках, божества, эмблемою которого служит святочный козел (или коза), я имел в виду современного Авсеня или Овсеня. Но очень может быть, и даже весьма вероятно, что современный Овсень есть только отчасти померкший, сузившийся в новейшем народном представлении образ древнего, более общего, более широкого представления солнечного божества. На это указывают, впрочем, уже и самые авсеневые песни. В одной из них Овсень выезжает на свинье:

На чем ему ехати?

На сивинькой свинке.

Чем погоняти?

Живым поросенком.

Вариант этой песни замещает Овсеня, приезжающего накануне Васильева дня, самим Василием:

…Василию ездить. Таусинь!

На чем ему ездить? Таусинь!

На сивинькой свинке. Таусинь!

Чем ее погонять-то? Таусинь!

Цуцким поросенком. Таусинь!

А чем ему взнуздать-то? Таусинь!

Жирною кишкою. Таусинь!

Выше я упомянул о включении кабана (свиньи) в культ солнца, находящемся в связи с древней иранской легендой о божественном витязе Верефрагне, открывавшем в образе кабана проезд бога солнца, Митры. Сказание о вещем вепре, в случае грозившего междоусобия появлявшемся из морских волн, было связано с Ретрским святилищем, где первенствовал бог солнца Сварожич. Существующее у чехов поверье о появлении накануне Рождества золотого поросенка на небе, повсеместно распространенный между славянами обычай бить свиней на Рождество (у сербов обрядный поросенок, приготовляемый к Рождеству, называется «божура» или «божурица»), постоянное упоминание, вследствие того, в песнях русских колядовщиков о кишках и колбасах, – все это указывает на то, что в вышеприведенной авсеневой и других подобных ей песнях, «сивинькая свинка», поросенок, кишка и т. п. имеют не случайное, а совершенно определенное мифологическо-обрядное значение. Замечу, что св. Василий, также не случайно заместивший Авсеня в вышеприведенной песне, считается народом покровителем свиней. Авсень, едущий на свинке, вместе с тем, получает сходство со скандинавским солнечным богом Фрейром, который ездит на золотом вепре. Золотая щетина этого вепря озаряла ночь дневным светом, он мчался с быстротою коня, увлекая за собой колесницу солнечного бога. К культу Фрейра принадлежали жертвоприношения вепрей, заменявшиеся приготовлением печений в образе вепря.

Небезынтересно исследовать, как понимали у нас на Руси в старину упоминаемого вышеприведенными памятниками Усеня, очевидно тождественного с Овсенем, – Усеня, которого, как несомненно свидетельствуют эти памятники, призывали и чествовали на святках, подобно тому, как величают современного Авсеня или Овсеня. Прямых указаний на то, что такое был Усень, мы не имеем, но весьма поучительным материалом для разрешения вопроса о значении Усеня могут служить латышские обряды, народные песни и поговорки, в которых