Читать книгу - "От «Черной горы» до «Языкового письма». Антология новейшей поэзии США - Ян Эмильевич Пробштейн"

публично отречься от его водянистых слов. Весь Язык – надстройка. Ничего своего сделать невозможно, и посему я создал такое занятие – заниматься ничем. И, наконец, в этом смысле, когда грянет Революция, мне не хотелось бы остаться один на один с болиголовом как с единственным утешением. Как знать, возможно, именно меня назначат тогда Министром Обороны, учитывая мои способности устраивать пресс-конференции.VIИ тогда из тумана вычитаем холмычетыре как раньше илиженщина заметила мужчинуречь без словодин говоритс трудом приближаясьпоскольку из Грецииветер протейскийне вполне уместныйпродвигается вдоль береговрояль и барабан ипреломление окрестностейтак как они не слышатчастично неподвижнопока ты стоял здесьограниченный бухтойтакой расширительный фокусзнак остываетнапрягаясь с трудомбаритон затуманивает гобеленона нащупывает нождалласовская Нормаотсюда и тудадостигая нечеткостиотсутствие птиц вты начинаешькрошечные ненужные пузырькиоднако лед способенгорящий поддонпять беспристрастно котправлено сгущать я улыбаюсьона таковано обдумываетсамостоятельные вещиминус девять минус что-то меньшеелист поврежден иэто факт что связьосвобождает ветервстречное обвинение ему лучшене замечает повторенийповторения проигрывают бутонукоторый раньше.VII

Это письмо означает все то же самое, так зачем же писать?

Он все еще пытается распустить запутанную паутину, обращаясь к деревьям, с которых она свисает.

Дерево – это запутанная паутина, в ее ветвях живут существа, появляющиеся в сумеречные часы, чтобы взглянуть на нас своими темными глазами.

Они повстречались не для того, чтобы объединить свои позиции, им очень уж хотелось поглотить возможный гамбургер.

Меж первым и вторым описаниями напряжение заметно изменилось, хотя они оба относятся к тому же самому событию.

Он отказывается признавать за объектом какую-либо определенность и форма звука флейты достигает его ушей и продолжается с другой стороны.

Спичрайтер был сожжен, поскольку намекал, что претендент не был источником его речи.

Диалоги были бы невозможны, если бы жара не вынудила двух друзей выехать в местечко, где они слышали пение цикад.

Общаясь несколько дней лишь с автоответчиком, он был удивлен, услышав настоящий голос своего друга, и сразу же повесил трубку.

Они предполагают, что рассказы рождаются из событий, но мы, слушавшие и не такие истории, должны просто толковать язык птиц.

Они показали нам фотографию миниатюрного городка, созданного по образцу настоящего города, в котором они остались, но это была лишь совершенная копия миниатюрного городка в миниатюрном городке и так далее.

И пришел Джехути, и представил свои искусства – рисунки, игру в кости, письмо, и заявил, что дисциплина, мой Повелитель, сделает египтян мудрее и улучшит их память.

Ему не ясно, действительно ли сначала он увидел своего отца в гостиной или все же на фотографии гостиной, где отец явился в униформе.

Только сказанное слово может иметь отца, а следовательно, он один из логосов, он тот, кто утверждает.

Однажды четыре огромных камня с греческим словом «волна», грубо вырубленным на каждом, были водружены на место, студенты, последовавшие туда, сгодились тем, что выбили на камнях свои имена.

Однажды это было новым, но потом стало временем.

VIII

Тогда вернемся, на днях, не так давно – написал он однажды.

Другими словами, ни одна теория не может быть создана без учета создания меня, меня самого и моего Я.

Он слышал людей, проходящих мимо его закрытой машины, шуршавших, как листва на ветру.

«Я свел ее с ума, и она обожглась» позволило ей подчеркнуть «она обожглась», ведь она была такой безумной.

Он достиг метафизики, которая есть только в материализме.

Предыдущего судью с легкостью утвердили. В отличие от нынешнего претендента, он совершенно справедливо не записывал свое мнение в материальной форме.

Древовидная сеть навязала себя настоящему дереву, позволяя понять архитектуру, скрытую в листьях.

Дерево, подобно Богу, присвоило себе это странное дерево, и она увидела башни, скрытые в листьях, и она читала в них, расставленных по течению, танец иных измерений.

Как это ни странно, до своего знакомства с Парижем она с превеликим удовольствием изображала фразы с помощью диаграмм.

Мастерство предполагает прочесть книгу до ее обсуждения, однако многие добились своего, наивно предполагая, что другие не удосужились этого сделать и всего-навсего лишь открывают рот.

В промежутке между циклами гусеницы превратились в мотыльков и теперь легко порхают среди костистых ветвей.

Одиночество в раю мучительно для общительной души.

Буквы, содержащие отсылки к людям, рассеялись ныне по пейзажу и в этом смысле, с учетом текстуальных замен, будут значиться теперь как А, Б, В и так далее.

Я скучаю по пишущей машинке, по вкрадчивому приближению каретки к правому краю, по хвосту литеры q, по западной перспективе в логотипе ремингтоновского звоночка.

Память была изобретена где-то в восемнадцатом веке, но ты мог и не знать этого.

Многие из упущенных подробностей могли бы быть восстановлены в телефонных разговорах с людьми, которые неизменно опровергают то, что кто-то уже сказал раньше. История – это нескончаемый телефонный звонок.

Он был партизаном многих галльских систем.

Известный критик уже собирался произнести пышную речь о желании, когда вдруг на мосту столкнулся с одним дантоведом, сначала они обменялись словами потом стали драться. Он явился на лекцию с опозданием и подбитым глазом.

Свет взят теперь на службу в новом значении, хвойные и лиственные заменены полынью и горчицей и только вездесущие эвкалипты то тут, то там доставляют соседям массу неудобств.

Он написал из желания стоять в центре истории, как высокое дерево, проникнутое великим духом, на своем пути в настоящее.

Думаешь ли ты, что я разделю с тобой трапезу?

Поэзия приподнимает вуаль с сокровенной красоты мира и творит знакомые вещи, как если бы они не были знакомы совсем.

Смерть – это состояние, а не перспектива.

1988 Руслан Миронов

Лягушка

Втянув голову в плечи, я двигаюсь к точке, где ничтоне мешает планете плавитьсяисходя из ее патента на тепловую смерть; и янаблюдаю, как это мерзлотное государство подтаиваетпод пристальным взглядом хедж-фонда,появляется черный автомобильи выдает им чек, я кричуи разбрызгиватели начинают пульсироватьв тысячах дворов,ибо трава не является неизбежной,что симптоматично, возьмите мой генофонд,все достаточно гладко, никаких сожалений,и как только эту беседку сметутдругая займет ее место, илиникто ничего не заметит, лягушкапоявляется на ступенях фонтана,напевая свой двухтактный припев,говорящий, что я иду в эту сторону,и я приспосабливаюсь.2012 Руслан Миронов

Изящество

Будучи расквартированными среди деепричастностейи других прогрессивных форм,рамки нескромности соединяются снова в правдоподобныеистории происхождения,так что, становясь грамматикой,гипотетически ударяются лбомо предложение, стремясь превратитьсяв подлежащее, заглавная «П»,остатки башни, лапша, церемониальнаяпесня, объясняющая эти препятствия на пути к окончанию,периодически повторяющиеся в течение дня,так что встретившись с ним на полпути к дому,никогда не узнаешь, какие пулипробивают театр памяти, поражаясвоего покровителя, непостижимые для сюжетаи необходимые для языка, после чегоон завершает эту маленькую сказкуо наших прародителях, с изяществом отполированную.2012 Руслан Миронов

Пересмешник

Взломайте эту банальность, ибо бодрствовать –это видеть иначе; я видел пустыню под утроиз мчащегося Мерседеса, я услышал свист, когда экран потемнел, я услышал слова, полные дыркто-то хочет войтино мы отменяем заказ, у входа мормонпродающий товар, тогда у нас была памятькоторую мы атаковали псевдопроблемами, музыка была чистойот слов о бесконечной жизни, рейсыи рис, перо и печать, расстояниебыло вполне допустимым, я вернусь к тебекогда солнце взойдет; один пересмешникзащищает