Читать книгу - "Мой друг убил Кеннеди? История Ли Харви Освальда - Эрнст Петрович Титовец"

этому времени моя уверенность в том, что Алик вернется в США, окончательно окрепла. Негласным правилом нашей дружбы было воздерживаться от открытого обсуждения его планов в этом направлении. Интересоваться его личными делами было бы равносильно тому, чтобы взять на себя обязательство встать на его сторону. Это могло быть чревато неприятными последствиями. По тем же соображениям Алик счел неблагоразумным обсуждать свои проблемы с отъездом со своими друзьями: он уже знал, в каком обществе живет. Так что между нами все оставалось как обычно.

Глава 29. В ожидании выездных документов

Мой вам совет – не спрашивайте, зачем или куда, а просто наслаждайтесь мороженым, пока оно у вас на тарелке, – такова моя философия.

Торнтон Уайлдер

Белорусскую осень, когда дни становятся короче и холоднее, а с пасмурного неба льет нескончаемый дождь, можно охарактеризовать как угодно, но только не вселяющим оптимизм сезоном. После тепла и солнечного света недавнего лета такая смена погоды действует особенно удручающе.

Запись, оставленная в дневнике Аликом, отражает то, что он, должно быть, чувствовал в то время. Он был полон ожидания затянувшегося официального ответа на свою просьбу вернуться в США: «Сентябрь – 18 октября. Ни слова из Министерства, „Они вам позвонят“. Марина уехала из Минска на поезде в отпуск в город Харьков… навестить тетю… на четыре недели. На это время я остаюсь один. Для развлечения мы с Эриком ходим на танцы… Я не делал этого уже несколько месяцев. Свой день рождения я провожу в одиночестве в опере, смотрю свою любимую „Пиковую даму“. Мне 22 года»1.

В это время мы с Аликом побывали на танцах в медицинском институте. Ничего запоминающегося. Просто один из тех танцевальных вечеров в переполненном зале на втором этаже анатомического корпуса. Этажом выше располагался огромный анатомический театр, отсюда и название корпуса. В этом театре были выставлены ряды скелетов и трупов на различных стадиях вскрытия, а также законсервированные в формальдегиде препараты органов человека. Мы, студенты, притерпелись к едкому запаху формальдегида, который распространялся с третьего этажа и проникал во все уголки здания.

В импровизированном танцевальном зале на первом этаже (он же лекционный зал в рабочие дни) события разворачивались по хорошо отработанному сценарию. Для начала студентам предстояло вынести стулья из аудитории в вестибюль, чтобы освободить площади для танцев. Добровольцы незамедлительно приступили к исполнению этой важной части подготовки к танцам.

Появилась группа крепких студентов, напрягавшихся под тяжестью громоздкого стационарного магнитофона, проигрывателя, громкоговорителей и блоков усилителя. Перед началом веселья оставалось только собрать все это хозяйство вместе в функционирующий музыкальный центр.

Наконец все приготовления закончились. Зал оказался до отказа забитым студентами. В шумной толпе мы с Аликом едва могли слышать друг друга. Когда одна танцевальная музыка заканчивалась, мы просто стояли там, где нас застал перерыв, ожидая следующей.

Мы были здесь и раньше, так что окружающие, должно быть, хорошо знали, что Алик был американцем. Скрывать это было бы наивно. Мы говорили по-английски. Вряд ли кто-нибудь, по крайней мере среди студентов моего курса, не знал о моем лингвистическом увлечении. Некоторые из присутствующих уже были знакомы с Освальдом. Так, мой однокурсник Александр Мастыкин, который увлекался испанским языком, познакомился с Освальдом еще у Зигеров. Были и другие, кто лично знал американца…

Интересно, как Алик объяснял свой акцент девушкам, с которыми он танцевал. Теперь, когда он собирался уехать из Советского Союза, ему больше не имело смысла выдавать себя за латыша или литовца, как он делал раньше.

В отличие от института иностранных языков, Алик, похоже, не пользовался особой популярностью у местных студенток. Во всяком случае, я не помню, чтобы он провожал кого-нибудь из них после танцев, мы уходили вдвоем.

Я поздравил Алика с днем рождения 18 октября. Однако я не припомню, чтобы он выразил желание пойти на «Пиковую даму» в этот день. Мы, собственно, были вместе на премьере этой оперы раньше. Оперный театр находился рядом с его домом, и, возможно, пойти на этот спектакль было его спонтанным решением. Опера Петра Чайковского «Пиковая дама» своим трагическим любовным сюжетом, должно быть, затронула в Алике какие-то глубинные струны. Он хорошо знал музыку оперы и даже записал по памяти слова арии Германа, в которой тот открывает свое сердце Лизе: «Я вас люблю, люблю безмерно, без вас не мыслю дня прожить…»2.

Примерно в это же время я отметил повышенный интерес Алика к литературе. Обычно я делился с моим американским приятелем книгами, которые брал в библиотеке имени В. И. Ленина – самой большой в городе.

В фондах библиотеки было много научной и художественной литературы на иностранных языках. Мне был предоставлен неограниченный доступ к иностранной литературе, привезенной с Запада. Расположенная ко мне сотрудница отдела иностранных языков, которая говорила по-английски, должно быть, понимала мою тягу к этим мировым сокровищам литературы. Она запросто впускала меня в хранилище с рядами книжных полок, заставленных западными изданиями. В то время я понятия не имел, что, поступая таким образом, она нарушала инструкцию и подвергала себя риску серьезного административного взыскания.

Это был удивительный мир. На большинстве изданий стояли цветные печати различных западных библиотек. Многие книги, по-видимому, были изъяты из частных коллекций. Держать в руках книги в кожаном переплете, изданные в XVIII столетии, было фантастикой! Среди них были прекрасно иллюстрированные книги сказок, классика английской литературы, книги по истории и философии… Я даже наткнулся на книгу магии. Встречались издания, которые власти могли посчитать идущими вразрез с советской идеологической доктриной. Я предпочитал не распространяться на эту тему.

В течение многих лет сотрудники библиотеки, должно быть, ничего не знали о содержании того, что лежало на полках книгохранилища. Этому было простое объяснение. В конце Великой Отечественной войны трофейные книги из библиотек Западной Европы переправлялись в Москву. Мэри Соломоновна Минц рассказывала, что видела товарные вагоны, груженные книгами, застрявшие на путях. Власти отдавали приоритет более срочным трофейным грузам, которые должны были быть переправлены в глубь страны в первую очередь. Книги были разбросаны по рельсам. Люди проходили мимо. Их не интересовали книги на непонятных языках.

В конце концов где-то в верхах было принято решение оставить книги в Минске, и они закончили свой путь на полках Ленинской библиотеки. Все, что библиотечные работники могли предпринять с этой огромной партией литературы, внезапно свалившейся на их головы, – так это составить предварительный каталог. И только позже, на протяжении многих лет, книги были отсортированы по своему содержанию.

Я рассказал Алику о библиотеке, предложив пойти