Читать книгу - "Династии Сперанских, Филатовых, Живаго, Овчинниковых и ХХ век. Записки счастливого человека - Алексей Адрианович Овчинников"

собачью радость. Правда, с фокстерьером Тимкой он был в конфронтации и пару раз прижимал его к земле, схватив зубами за шею. Очевидно, ревновал его к нам. Мне приходилось бросаться на него сверху и разжимать его пасть, спасая нашего уже старенького фоксика. Прожил Тяпка такой жизнью недолго: на вторую осень у него появилась опухоль на морде, он перестал есть и пить, и весной его пришлось усыпить – операции собакам в те годы не делали. Значительно позже появился у нас еще один эрдель, тоже Тимка. Мы с моей женой Ларисой завели его, когда стали жить отдельно. Он прожил с нами тринадцать с половиной лет и был нам как сын.

С дачей связаны и мои детские и юношеские влюбленности и романы. В возрасте 13–14 лет мне очень нравились две сестрички, Галя и Ира, жившие на даче по соседству, особенно Галя, младшая. Я даже хотел признаться ей в любви, но она все время говорила, почти не закрывая рта, и у меня просто не было возможности вставить слово в разговор. Она так и не узнала о моих чувствах. Хотя потом оказалось, что ее сердце было отдано другому.

В более старшем возрасте влюблялся я довольно часто, но девушек стеснялся. Когда я поступил на первый курс медицинского института, я влюбился сразу в трех сестер-блондинок. Они жили в нашем дачном поселке, были со мной приветливы и немного кокетничали. Старшая училась в медицинском институте на втором курсе, младшая очень хорошо каталась на горных лыжах, а средняя, моя ровесница, была просто симпатичной девушкой. У всех трех были свои достоинства, и я не знал, какой из них отдать предпочтение. Вопрос решился сам собой. Однажды осенью, когда я приехал на дачу один, я встретил среднюю, просто симпатичную сестричку. По дороге она сказала мне, что хотела бы посмотреть нашу дачу. Родителей на даче не было, и я пригласил ее выпить чаю. В назначенное время она пришла ко мне, и когда я предложил ей снять плащ, она кокетливо сказала, что не может этого сделать, потому что под плащом у нее ничего не надето. Я был очень удивлен, но подумал, что действительно неудобно снимать плащ, когда под ним ничего нет. Поэтому мы сели пить чай в верхней одежде и минут двадцать пили его молча, так как я не знал, о чем с ней говорить, и очень стеснялся. Выпив третью чашку, девушка сказала, что ей пора домой, встала и ушла… Больше ни она, ни ее сестры со мной не кокетничали и желания посмотреть дачу не высказывали.

Дача до сих пор является для меня самым любимым местом на свете. Меня тянет туда всегда, в любое время года, где бы я ни был. Мне хочется поехать на дачу, когда я живу в Москве, мне хочется поскорее вернуться туда во время заграничных путешествий по самым интересным местам, и я всегда, возвратившись в Москву, стремлюсь как можно скорее отправиться в мое дорогое Деденево. Усевшись в поезд на Савеловском вокзале или выехав на машине на Дмитровское шоссе, я с нетерпением жду свидания с нашим домом и участком, даже если там нет никого из близких мне людей. Без дачи жизнь была бы совсем другой, куда менее счастливой.

Глава 12

Дорога на дачу. Наши автомобили

Как я уже писал, наша дача находится в поселке Деденево рядом с железнодорожной станцией Турист, бывшей Влахернской. Туда можно добраться по Савеловской железной дороге или по Дмитровскому шоссе. По железной дороге – 54 километра, по шоссе – 64. Почему такая разница, не знаю, возможно, километраж по шоссе начинается, как говорят, от московского Почтамта, а по железной дороге – от вокзала. А может быть, на шоссе поворотов больше. Я помню, как после войны мы ездили на дачу на паровичках СУ. Они тянули 6–8 небольших зеленых вагонов с узкими окошками и жесткими парными скамейками, на которых лицом друг к другу усаживалось от 6 до 8 человек, в зависимости от габаритов пассажиров. Зимой одну пару лавок снимали и на их месте устанавливали небольшую чугунную печку, которую топили углем. Железная труба ее была выведена в окошко. Те, кто приходил в вагон первыми, занимали места поближе к печке. Там было теплее. Растапливал печку проводник, а пассажиры сами подкидывали куски угля, чтобы печка не погасла. Забирались в вагоны по лестницам с низких земляных платформ, а иногда просто с земли. С вещами и лыжами влезть по такой лестнице было непросто, особенно зимой, когда на ступеньках намерзал леденистый снег. Из дверей и окон вагона в холодную погоду сильно дуло, и пол в тамбурах был покрыт снегом. Поезд трогался медленно, и в первые минуты опаздывающие могли догнать его и впрыгнуть на подножку. Поезда ходили довольно редко, интервалы между ними были по часу и более, и народу, особенно в летние и предпраздничные дни было порядочно, и более всего в дальних поездах, идущих до Талдома, Кимр, Большой Волги. Ехали все больше дачники и сельские бабки с цветами, овощами и бидонами с молоком и сметаной на рынки в Москву. Пассажиров набивалось в вагон как сельдей в бочку, и для выхода надо было заранее протискиваться ближе к тамбуру. Ездили и на подножках, так как двери автоматически не закрывались. Самые смелые забирались на буфера между вагонами и так и ехали по нескольку перегонов.

Позже, в начале пятидесятых годов, когда леса и горки вокруг Деденева стали очень популярными среди лыжников, в субботние и воскресные дни в вагоны набивалось очень много туристов с равнинными и горными лыжами. Лыжи укладывали в проход между рядами сидений, иногда так, что и пройти было невозможно. Народ все больше молодой, веселый, ехали с гитарами и песнями, и время в пути пролетало незаметно. Особым шиком было проехать без билета, хотя стоил он копейки. Однажды поздним зимним субботним вечером, едучи на дачу, я попал в такую компанию молодых и симпатичных ребят и девушек с лыжами. Перед Икшей пришли контролеры. Но молодежь продолжала распевать частушки на мотив известной революционной песни: «Наш паровоз вперед летит, мы едем без билета. Иного нет у нас пути, и денег тоже нету!» Я сидел вместе с ними и тоже пел эти слова, хотя у меня-то билет был. Перед Туристом контролеры, видя, что весь вагон заполнен безбилетниками, заперли обе его двери и повезли всех до Дмитрова. Мне было жалко уходить от понравившейся