Читать книгу - "Наполеон: биография - Эндрю Робертс"

почти 6000 австрийских пехотинцев выстрелили из ружей и двинулись в штыковую атаку, Келлерман бросил в бой кавалерию, незаметно приблизившуюся под прикрытием зарослей. В результате, когда 400 французов из 2-го и 20-го кавалерийских полков врубились в левый фланг центральной колонны венгерских гренадер, ружья противников оказались незаряженными. Солдаты 2-го кавалерийского полка изрубили три батальона, взяв в плен 2000 и обратив в бегство 4000 австрийцев. Немедленно после этого Келлерман развернул 200 кавалеристов, замыкавших строй при последней атаке, напал на примерно 2000 стоявших без дела австрийских всадников и также обратил их в бегство.

Теперь французы наступали по всему фронту. Именно в этот момент триумфатор Дезе был убит пулей в сердце. «Почему мне не позволено плакать?» – воскликнул Наполеон при этом известии, но ему пришлось сосредоточиться на подготовке новой атаки{915}. Последующие атаки Келлермана опрокинули австрийскую кавалерию на ее же пехоту, полностью смешав ряды, и позволили соединениям Ланна и Монье, а также консульской гвардии выдвинуться по всему фронту и довершить разгром. «Судьба сражения, – впоследствии говорил Наполеон о Маренго, – зависит от одной минуты, от одной блестящей мысли… Наступает критическая минута, вспышка блестящей мысли решает дело, и сражение завершают находившиеся в резерве самые незначительные силы»[90]{916}. Храбро сражавшиеся весь день австрийские войска просто сломались, увидев, что победа вырвана из их рук, и в беспорядке отступили к Алессандрии.

Той ночью изможденные французы спали на поле боя. Потери австрийцев составили 963 человека убитыми, 5518 ранеными и 2921 пленными, 13 орудий досталось врагу, еще 20 было брошено в Бормиду. Чуть больше 1000 французов погибло, 3600 были ранены и 900 пленены противником или пропали без вести. За этими цифрами скрывается стратегически важная победа Наполеона{917}. По условиям вскоре заключенного Меласом перемирия французы получили весь Пьемонт, Геную, большую часть Ломбардии, 12 крепостей, 1500 орудий и огромные склады боеприпасов. Когда в Париже узнали о победе при Маренго, правительственные ценные бумаги, за полгода до сражения стоившие 11 франков, а накануне 29 франков, подорожали до 35 франков{918}. 22 июля Наполеон приказал Массена «разграбить и сжечь первую же мятежную пьемонтскую деревню», а 4 ноября написал Брюну: «Со всеми иностранцами, а особенно с итальянцами, время от времени нужно обходиться с суровостью»{919}. Впрочем, теперь, после повторного изгнания австрийцев, на север Италии стремительно и почти без репрессий возвращался мир, сохранившийся на четырнадцать лет. Победа при Маренго упрочила положение Наполеона на посту первого консула и укрепила легенду о его непобедимости.

При Маренго три рода войск – пехота, артиллерия и кавалерия – прекрасно взаимодействовали, но победой Наполеон во многом обязан удаче. Французов спасло внезапное вступление в бой Дезе в психологически точно выверенный момент и столь же удачно выбранное время для атаки Келлермана. Французы за час вернули себе равнину, которую австрийцы заняли за восемь часов. Ведомые ветеранами новобранцы очень хорошо проявили себя.

«Большое сражение, – записал капитан Блаз, – дает много пищи для ворон и сочинителей бюллетеней»{920}. Наполеон, несмотря на три свои серьезные ошибки (он вывел войска на равнину, не предугадал атаку Меласа, отослал Дезе), одержал победу, и по политическим причинам ему было необходимо представить Маренго своим триумфом или хотя бы разделить лавры с покойным Дезе. Поэтому распространенный после битвы бюллетень оказался образцом чистейшей пропаганды. Из него следовало, что австрийцы угодили в расставленные Наполеоном сети. «Сражение, казалось, было проиграно, – гласил бюллетень. – Враг сумел приблизиться на расстояние ружейного выстрела к деревне Сан-Джулиано-Веккьо, где выстроилась в боевой порядок дивизия генерала Дезе»{921}. Также Дезе (в действительности мгновенно умерший) якобы произнес перед смертью: «Передайте первому консулу, что я, умирая, сожалею лишь о том, что не имел времени заслужить долгой памяти потомства». Составленное Бертье официальное описание битвы при Маренго пришлось трижды переработать, прежде чем Наполеон его одобрил. К январю 1815 года Наполеон и вовсе решил, что исход сражения был ясен еще до подхода Дезе{922}. По мнению же Анн-Жан-Мари-Рене Савари, адъютанта Дезе, «если бы генерал Дезе на час задержался, [французов] сбросили бы в По»{923}.

На следующий день после битвы Наполеон написал остальным консулам, что пребывает «в глубочайшей скорби по поводу смерти человека, которого… любил и уважал более всех»{924}. В знак уважения Наполеон взял Савари и Жана Раппа, еще одного адъютанта Дезе, в свой штаб и распорядился вышить золотом на знамени 9-го полка легкой пехоты, который вел Дезе в момент гибели, слово Incomparable, то есть «несравненный»{925}. Кроме того, Наполеон приказал забальзамировать тело Дезе и отчеканить в его память медаль (и еще одну – в память Маренго)[91]. Келлерману после сражения он сказал лишь: «Вы провели неплохую атаку». Это привело Келлермана в ярость, особенно когда Наполеон похвалил Бессьера: «Сегодня гвардейская кавалерия покрыла себя славой»{926}. (Келлерман якобы в гневе ответил: «Я рад, что вы довольны, генерал, ведь мы добыли вам венец», но это едва ли правда{927}.) Наедине Наполеон признался Бурьенну, что Келлерман «вовремя атаковал. Он сделал это в верный момент. [Мы] у него в большом долгу. Пустяки решают исход этих схваток».

Через месяц Келлерман уже командовал дивизией. Впоследствии Наполеон закрывал глаза на его безудержное мародерство. Вероятно, лучше всего описывает Маренго сделанное Наполеоном Брюну и Дюма лаконичное замечание: «Дело в том, что в один день произошли две битвы; первую я проиграл, вторую – выиграл»{928}.

16 июня Наполеон снова предложил австрийскому императору Францу мир на тех же условиях, что и Кампоформийский: «Я призываю ваше величество прислушаться к зову человеколюбия». В приказе по войскам он объявил: австрийцы признали, «что мы воюем друг с другом лишь затем, чтобы англичане могли продавать сахар и кофе еще дороже»{929}. На следующий день «освободитель Италии» вернулся в Милан, к Джузеппине Грассини, и пригласил ее в Париж, петь на празднествах в День взятия Бастилии и на похоронах Дезе. «Бертье сообщил мне, что рассчитывает отправить или миссис Биллингтон, или мадам Грассини, – написал он Люсьену (отчасти саркастично) 21 июня. – Это две самые известные в Италии виртуозки. Закажи сочинить хорошую вещь на итальянском. Голоса этих актрис должны быть известны итальянским композиторам»{930}.

Грассини жаловалась на то, что ласки Наполеона были «скромными» и нередко оставляли ее неудовлетворенной. В этом она не была одинока: Наполеон в постели никогда не тратил времени больше, чем требовалось ему самому. (Однажды он рассказал адъютанту: «Дело было кончено в три минуты»{931}.)

Хотя у Наполеона были военный гений, ум, талант администратора и трудолюбие, не следует сбрасывать со счетов обыкновенное везение. В мае 1800 года очень кстати улучшилась погода, и армия без помех перешла Альпы, а в июне размокшие от дождей дороги замедлили движение Дезе прочь от Маренго, и ему удалось вовремя вернуться со своей дивизией и спасти главнокомандующего. В 1792 году рапорт полковника Майяра о событиях в Аяччо оказался погребен под грудой бумаг в военном министерстве; полученная в 1793 году под Тулоном рана от пики не загноилась; в 1797 году при Риволи в зарядный ящик Кваздановича угодило ядро – как и у Меласа при Маренго. В 1799 году ветер благоприятствовал отплытию «Muiron» из Александрии. В том же году у Сийеса не нашлось иных, кроме Наполеона, кандидатов для участия в перевороте. Рапорт Клебера о Египетском походе достиг Парижа лишь после 18 брюмера, а рукав Тома оказался изорван ровно настолько, чтобы вызвать гнев его товарищей. Наполеон признавал это и неоднократно упоминал о вмешательстве Фортуны. Позднее он считал, что богиня отвернулась от него, но пока он был уверен: удача на его стороне.

Законодатель

Я должен дать людям полное право на религию. Философы будут насмехаться, но нация меня благословит.