Читать книгу - "Второй президент Чехословакии Эдвард Бенеш: политик и человек. 1884–1948 - Валентина Владимировна Марьина"

относился к советским заявлениям о помощи ей в одиночку. Выведенная им формула чехословацкой внешней политики «50 % на Запад, 50 % на Восток, а не 100 % на Запад» явилась следствием Мюнхена и разочарования Бенеша в политике западных держав. Но и тогда он был осторожен в своем отношении к СССР, хотя, разумеется, говорил об этом лишь в частных беседах. Это следует, например, из его разговора со Смутным 19 июля 1943 г.: «Русские никогда не высказывают свое окончательное мнение, они лишь вежливо улыбаются… Они вели себя так по отношению к нам во время Мюнхена, никогда ничего ясно не говорили, никогда ничего не хотели подписывать… Я никогда не буду говорить об этом открыто, но факт, что русские в 1938 г. нам никогда не говорили, что придут нам на помощь»[515].

Веры в то, что даже с советской помощью удастся одолеть Гитлера, не было ни у чехословацкого военного руководства, ни в МИД ЧСР. Вот как об этом говорил глава этого ведомства К. Крофта 21 сентября 1938 г. на пресс-конференции в связи с принятием Чехословакией англо-французского ультиматума: «Наши военные сказали, что если не пойдет Франция и не идет Англия, Венгрия очевидно выступит против нас, Польша может напасть на нас, Советский Союз пришел бы [нам на помощь], если бы пришла Франция, но иначе он не обязан это делать, но даже если бы на помощь пришел Советский Союз, он далеко, а вся западная Европа тем самым возбудилась бы против нас. При этих обстоятельствах было бы очень тяжело защищаться… Мы сказали себе: если мы не примем [ультиматум], и если нам не придут на помощь, начнется война, придет Гитлер, он захватит, может быть, в течение нескольких недель не только немецкую (судето-немецкую. – В. М.), но и чехословацкую территорию, уничтожит всю нашу страну, кто бы мог взять это на свою совесть. Разве можно подвергать всю страну такой грозной опасности?»[516]. Но оказалось, что выбор меньшего из двух зол все же, в конце концов, привел к большему: расчленению страны Гитлером в марте 1939 г.

Следует отметить, что в возможность оказания военной помощи Чехословакии со стороны СССР не верили тогда ни Англия, ни Франция, ни Германия, ни Италия. Вот что, согласно сообщению чехословацкого посла в Италии Ф. Хвалковского в МИД ЧСР 15 сентября 1938 г., думал об этом министр иностранных дел Италии Г. Чиано: «Советскую помощь Чехословакии Чиано считает, исходя из немецких, японских и собственных информации из Москвы, проблематичной. Москва, дескать, до последней минуты будет выглядеть весьма воинственно, чтобы снискать себе в Чехословакии возможно большую популярность, и будет валить всё на английскую и французскую нерешительность и уступчивость»[517].

Ответ на вопрос о том, насколько советские обещания помощи Чехословакии соответствовали действительным намерениям СССР, по-видимому, еще долгое время будет оставаться в поле зрения исследователей. Возможно, появятся новые документы, которые позволят взглянуть на вопрос более определенно и поставить точку в дискуссии. Хитрая Клио пока, видимо, предпочитает хранить некоторые известные лишь ей тайны. А может, вовсе не Клио, а архивисты?

Бенеш, хотя в частных беседах и высказывал подчас недовольство политикой Кремля, в своих воспоминаниях высоко оценивал позицию Москвы в период мюнхенского кризиса. Действия Советского Союза во время всего сентябрьского кризиса, по мнению президента, были ясными. «В действиях Советского Союза я никогда не сомневался. Я был уверен, что он выполнит свои обязательства», – писал Бенеш. «Мюнхенская конференция, которая была направлена не только против нас, а в своих последствиях еще больше против Советского Союза и вообще его влияния в европейской политике, – по мнению Бенеша, – дальнейшую помощь нам и участие Советского Союза в сентябрьском кризисе исключили. Сам же Мюнхен способствовал своими последствиями тому важному повороту в советской политике, которая уже вообще перестала верить западным демократиям и их желанию встать на пути нацистской экспансии. Тем самым Мюнхен ускорил и обеспечил начало новой гитлеровской войны»[518]. Бенеш в целом был прав, оценивая политику СССР в период мюнхенского кризиса. О бессилии Советского Союза предпринять в тех конкретных условиях что-либо для оказания действенной помощи Чехословакии, в частности, свидетельствуют и слова инструкции, направленной М. М. Литвиновым С. С. Александровскому в августе 1938 г.: «Конечно, мы чрезвычайно заинтересованы в сохранении независимости Чехословакии, в торможении гитлеровского устремления на юго-восток, но мы без западных держав вряд ли можем что-нибудь существенное предпринять, а последние не считают нужным добиваться нашего содействия, игнорируют нас и между собой решают все, касающееся германо-чехословацкого конфликта. Нам неизвестно, чтобы сама Чехословакия когда-либо указывала своим западным „друзьям“ на необходимость привлечения СССР. Выступать нам при этих обстоятельствах публично и официально с критикой действий Англии и Франции значило бы вызвать обвинение в нашем стремлении сорвать их „мирную акцию“ и в поощрении чехословацкой непримиримости, не принеся этим никакой пользы самой Чехословакии… Достаточно того, что я заявил об отсутствии с нашей стороны давления на Чехословакию и о предоставлении для нее полной свободы решений»[519].

Современный канадский исследователь Карлей М. Дж., профессор, директор департамента истории Монреальского университета, анализируя внешнюю политику СССР и судьбу Чехословакии в 1934–1938 гг., пришел к выводу: «Политические маневры продолжались, и СССР делал все, что мог, чтобы помочь Чехословакии». Карлей считает, что политику Советского Союза «во время мюнхенского кризиса нельзя рассматривать в отрыве от неудач в вопросе о советской идее коллективной безопасности. Литвинов безуспешно настаивал на взаимодействии против нацистской Германии», его попытки «создать антигитлеровский альянс не достигли результата», «вопрос о помощи в одиночку не стоял; она была обречена на провал»[520].

Положение Чехословакии осложнялось еще поведением ее ближайших соседей Венгрии и Польши, решившими воспользоваться ситуацией для сведения счетов с ЧСР. Мюнхенским соглашением дело не закончилось: обе страны выступили с ультимативными требованиями. Для внешней политики этих стран в 1938 г. в целом было характерно следование в фарватере внешней политики Германии. И та, и другая предъявляли претензии Чехословакии, критикуя ее политику в отношении польского и венгерского меньшинств, и намеревались, вслед за Германией, заполучить территории ЧСР, на которых проживали поляки и венгры. Однако на позиции этих стран, несомненно, влияла и линия поведения Англии и Франции в чехословацком вопросе. Варшава и Будапешт встали безоговорочно на сторону Берлина тогда, когда стало совершенно очевидно, что Лондон и Париж «отступились» от Чехословакии и готовы на любые уступки Гитлеру во имя иллюзорного представления о сохранении мира в Европе. Опубликованные документы дают ясное представление о колебаниях в позициях Польши и Венгрии. Античехословацкие кампании набирали силу в этих странах тогда, когда наблюдался всплеск агрессивности по отношению к ЧСР в Германии. В канун Мюнхена и