Читать книгу - "Второй президент Чехословакии Эдвард Бенеш: политик и человек. 1884–1948 - Валентина Владимировна Марьина"

и 28 сентября Прага была завалена телеграммами со всего света, требующими не подрывать своими действиями мир во всем мире. И Бенеш был сломлен. «Мюнхен, – по словам Оливовой, – стал преградой, о которую разбились его многолетние усилия о поддержании мира и организации отпора агрессии». Сохранение народа стало для Бенеша решающим фактором в отношении к мюнхенскому соглашению. Он был убежден в абсолютной международной изоляции Чехословакии и понимал, что самостоятельная борьба может с неизбежностью завершиться ее поражением и последующим истреблением в первую очередь чешского народа. Гитлер, как не без основания полагал президент, ждал, что Чехословакия окажет сопротивление, и тогда можно будет расправиться с ее народом. В беседе с президентом Чехо-Словакии (так стала называться страна после Мюнхена) Э. Гахой в ночь с 14 на 15 марта 1939 г. фюрер заявил: «Если бы Чехословакия осенью прошлого года не уступила, чешский народ был бы истреблен. Никто бы мне в том не мог помешать»[493]. Бенеш отказался поставить на карту существование чешского и словацкого народа и стремился своими действиями – согласием с мюнхенским диктатом и уходом в отставку – сохранить его.

Практически всю жизнь Бенеш задавался вопросом, правильно ли он поступил, приняв решение о капитуляции и отказавшись от борьбы. И, работая над воспоминаниями о мюнхенских днях, он не усомнился в правильности принятого им решения: «А я сам задал себе вопрос: правильное ли я принял решение в отношении этого ужасного кризиса? Не буду ли я осужден в связи с последующими событиями? Эти вопросы регулярно возвращались ко мне при каждом крупном событии развития европейского и мирового кризиса. И чем дальше развивался кризис и происходили события второй мировой войны…, тем больше я видел, что в мюнхенские дни я принимал правильные решения. С чехословацкой и европейской точки зрения, с человеческой точки зрения – честные и правильные…»[494].

Оценивая в беседе с Александровским 3 октября 1938 г. положение, создавшееся после Мюнхена, Крофта говорил: «Чехословакия превращена в фикцию, государство без всякого значения, без собственной линии поведения. Недалеко то время, когда она превратится в безвольный придаток Германии»[495].

Советский Союз, хотя и не делал официальных заявлений по поводу мюнхенского «сговора четырех» за счет Чехословакии, определенно осудил соглашение. И. М. Майский, ознакомившись с его содержанием, подчеркнул в беседе с британским дипломатом А. Кадоганом, что «оно окончательно открывает дорогу для развязывания новой мировой войны». Кадоган вынужденно согласился с тем, что результатом Мюнхена будут, по всей вероятности, новые и гораздо более серьезные европейские осложнения в ближайшем будущем»[496]. Советское правительство выступило против измышлений западной прессы о причастности Москвы к подписанию Мюнхенского соглашения, заявив, что оно «не имело и не имеет никакого отношения к конференции в Мюнхене и к ее решениям». 4 октября 1938 г. газета «Известия» напечатала передовую «Политика премирования агрессора». Подвергнув резкой критике «миротворческую» политику Англии и Франции, газета писала, что «капитуляция так называемых демократических стран перед агрессором, по всей видимости, отдалив войну, в действительности ее приближает и притом в неизмеримо худших для Англии и Франции условиях»[497].

Существовала ли альтернатива решения, принятого ЧСР в конце сентября 1938 г.? Чешский историк Й. Деймек пишет по этому поводу: «Решение Бенеша принять под угрозой развязывания войны мюнхенское соглашение современниками и многими историками и публицистами впоследствии подвергалось острой критике как, так сказать, единственный случай капитуляции… Если же проанализировать фактические позиции малых государств в международных отношениях XX века, станет ясно, что было лишь немного случаев, когда малая страна решилась бы на отпор агрессии со стороны великой державы, не имея по крайней мере косвенных международных гарантий со стороны другой державы. Бенеш (а с ним и часть чехословацкого генералитета) многократно предполагал, что Чехословакия в случае новой войны может стать некоей новой Сербией или Бельгией, сопротивление которых в 1914–1915 гг. могло продолжаться и после оккупации большей части их территорий. С отказом Франции (и, следовательно, СССР) от выполнения своих союзнических обязательств такая альтернатива исчезла». Деймек проводит мысль о минимальных возможностях малых государств, соседствующих не только с тоталитарными, но и вообще великими державами. «В водовороте великодержавной политики, – считает он, – Мюнхен предстает не только как крах чехословацкой государственной идеи или же продукт личных сомнений второго президента Чехословацкой республики, а более как общая проблема существования малых государств в Европе и, конечно, в других частях света, если эти страны становятся объектом своеволия сильнейших соседей»[498]. Аналогичной мысли, как это явствует из вышеизложенного, придерживался и Бенеш.

Глава 13

Мюнхен: международный контекст

В мюнхенский кризис оказались втянутыми не только его непосредственные участники (Германия, Чехословакия, Англия и Франция). В той или иной степени он коснулся всего мира, опасавшегося начала новой мировой войны.

Совершенную беспомощность и бездействие в деле предотвращения агрессии проявила, как и в предыдущих аналогичных случаях (Абиссиния, Австрия, Испания), Лига Наций. В повестке дня ее Ассамблеи, проходившей 21 сентября, то есть в самый разгар мюнхенского кризиса, чехословацкий вопрос отсутствовал, что с сожалением констатировал выступивший на заседании М. М. Литвинов. Советский нарком изложил предложения правительства СССР, направленные на предотвращение вооруженного конфликта и агрессии Германии в отношении Чехословакии[499]. Лига Наций так и осталась безучастной к чехословацкой трагедии.

Попытались вмешаться в разгоревшийся конфликт, чтобы разрядить напряженность, США. 26 сентября 1938 г. американский президент Ф. Д. Рузвельт обратился с личным посланием к А. Гитлеру и посредством государственного секретаря К. Хэлла к главам правительств Франции и Великобритании Э. Даладье и Н. Чемберлену. Аналогичную телеграмму получил и Э. Бенеш. В посланиях президента говорилось о возможных катастрофических последствиях войны в Европе для всего мира, и содержался призыв к преодолению «конфронтации» путем переговоров, «направленных на спокойное, честное и конструктивное решение». Бенеш ответил на послание президента в тот же день. Он писал: «Несмотря на то, что Чехословакия принесла уже большие жертвы во имя [успешного] ведения нынешних переговоров, жертвы, которые затрагивают ее жизненные интересы, она не прерывает переговоров и желает, чтобы спор был решен мирно, путем соглашения… Выражаю Вам, господин президент, чувство благодарности за Ваше послание, которое в эти трудные минуты может содействовать справедливому решению спора. Я верю, что и сегодня спор мог бы быть решен в духе взаимности (ekvity) без насильственных конфликтов, и весь чехословацкий народ надеется на это. Он защищался бы, если бы подвергся нападению, но он, как и Вы, глубоко убежден, что война, в конечном счете, ничего не решит и что тут должен победить здравый смысл, чувство человечности и принцип справедливости»[500].

Однако Бенеш, как он позднее писал в своих мемуарах, в действительности