Читать книгу - "«Ваш Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Китае. 1930-1932 годы. Книга 2 - Михаил Николаевич Алексеев"

В одном из последних писем в Центр он упоминал о «корреспондентке Франкфуртер Цайтунг Нее», личность которой не представилось возможным установить, так же как и личность «журналистки европейской державы (Германии)». Следует отметить, что больше каких-либо упоминаний о германских корреспондентке и журналистке в переписке не встречалось.

В части же корреспондента германской газеты можно высказать предположение о намерении Центра послать на усиление шанхайской резидентуры ранее завербованного агента Гюнтера Штейна[35], которого и поспешили внести в списки источников шанхайской резидентуры. Штейн, Гюнтер Эгон Освальд – псевдонимы «Густав», «Джим» и «Литон» – немецкий еврей, 1900 года рождения, уроженец гор. Берлина, корреспондент германской газеты «Берлинер Тагеблатт».

Среди журналистов у Рихарда был знакомый, с которым его иногда путали, – Вольфганг Зорге, корреспондент берлинской газеты. Однофамильцы не могли не обмениваться информацией. Вольфганг Зорге был старым китайским «волком», имевшим неплохие связи с китайскими властями и выходы на группы белых русских. Считался он и специалистом по Маньчжурии, где Рихард и встретился с ним впервые, будучи в Харбине. Однофамилец бегло говорил по-русски и в качестве корреспондента часто бывал в СССР. Антикоммунизм Вольфганга был хорошо известен «Рамзаю». Шанхайская муниципальная полиция не исключала, что Вольфганг Зорге работал на германскую военную разведку. Невзирая на приятельские отношения с Вольфгангом, Рихард Зорге ни в одном из документов не ссылался на полученную от него информацию.

В Докладе также давалась характеристика организации связи шанхайской резидентуры с Центром: «Тяжёлые условия по транспортированию донесений и документов, как вследствие дальности расстояния, так и по причинам почти постоянных военных действий на территории КИТАЯ – плюс к этому деятельность международной контрразведки и китайской, – всё это вместе взятое, конечно, не может не влиять отрицательным образом на продуктивность развития и расширения агентурных связей и возможностей в этом отдалённом центре. И в силу этого – нами, в первую очередь, установлена форма донесений от резидентуры по всем актуальным вопросам, могущим интересовать наше командование – передавать по СПЕЦИАЛЬНО ПОСТРОЕННОЙ РАЦИИ, устроенной в этом пункте, конспиративно и безотказно действующей уже свыше полутора лет. Работа по связи через рацию не имела ни одного раза перерыва или отказа в действии.

Объёмистый же материал в виде донесений, докладов, документов и проч. доставляется из Шанхая, будучи зафиксированным на фотоплёнку портативного размера, через наш, так сказать, „перевалочный“ пункт в ХАРБИНЕ специально курсирующими связистами от этой резидентуры.

В качестве подсобного мероприятия установлена и законсервирована ещё одна рация в КАНТОНЕ, могущая приступить к работе по первому необходимому случаю».

В целом работа шанхайской резидентуры к концу 1931 года была признана как удовлетворительная: «До середины года, т. е. примерно до июля месяца, развёртывание работы шанхайской резидентуры протекало в несколько замедленных темпах ещё не совсем законченной в построении организации сети, и работа несколько хромала. Со второй же половины 1931 г. работа начинает идти по восходящей линии, и к началу 1932 г. она выравнивается до удовлетворительного состояния.

Однако нами, в целях ещё большого укрепления и развития агентурного аппарата в этом центре, выброшен ещё один наш старый работник, имеющий законченное высшее военное образование, ибо осложняющаяся политическая обстановка на Сев[ерном] Китае требовала усиления и нашей шанхайской резидентуры». Речь шла о «Пауле» (Римме).

Характеристика источников шанхайской резидентуры была не только не совсем корректна, но и не отличалась полнотой. И в этом не была вина Центра, который мог судить об агентурной сети шанхайской резидентуры только по докладам с места. Только в феврале 1932 г. Зорге представил «схему всех наших связей, с подробными данными относительно людей, с которыми мы связаны». Хотя это была отнюдь не окончательно сформировавшаяся сеть источников, которая в условиях Китая и не могла быть окончательной. Сеть «дышала» и видоизменялась в силу неизбежных провалов, постоянно развивалась при неизменной целостности ядра китайских помощников «Рамзая» – агентов-групповодов.

3.4. «Малей и Герман немедленно должны покинуть Шанхай… Срочно шлите указания насчёт парт[ийцев] и больных» («Рамзай» – Центру)

В сентябре 1931 года в Шанхае по инициативе Агнес Смедли был создан «Комитет в защиту супругов Нуленс», в который вошли Сун Цинлин, американские журналисты Эдгар Сноу и Гарольд Айзекс, и целый ряд других известных личностей. Хотя Рудник и его жена, Моисеенко-Великая, уже проходили не как Нуленсы, такие несовпадения уже никакого не волновали. К этому времени в поддержку «ни в чем не повинного секретаря профсоюза» выступили французские профсоюзы и печатный орган Коминтерна «Инпрекорр» («Интернациональная пресс-корреспонденция»), издававшийся в Берлине на немецком, английском и французском языках. К кампании в защиту арестованных примкнули такие всемирно известные персоналии, как Альберт Эйнштейн, Лион Фейхтвангер, Арнольд Цвейг (немецкий писатель – прим. ред.), Стефан Цвейг (австрийский писатель – прим. ред.), Анри Барбюс, Теодор Драйзер, Максим Горький. Организаторы этой кампании понимали, что даже один день, в который судьба «Нуленсов» окажется вне поля зрения мировой общественности, может оказаться в их жизни последним днём.

В сентябрьские дни китайская пресса стала публиковать в переводе с немецкого языка часть документов, найденных у «Нуленса». Коммунистическая печать сразу же отреагировала, заявив на своих страницах, что это фальшивка.

7 октября «Герман» передал для «Михаила»: «Узнали, что больные уже заявили китайским властям новую фамилию. Здешняя пресса молчит. Срочили ли родные больных швейцарскому консулу в Шанхай, обратились ли в китайское Посольство и Министерство ин[остранных] дел в Берне?»

На следующий день, 8 октября, во «Франкфуртер цайтунг» была опубликована статья Агнес Смедли, в которой сквозила тревога за судьбу арестованных. Она писала: «Как мы уже установили, в Китае все конфликты разрешаются с помощью убийств – либо китайцев, либо иностранцев. …Китайские военные власти арестовали супружескую чету, предъявив ей обвинение в принадлежности к коммунистической партии. Супруги являлись сотрудниками Тихоокеанского объединения профсоюзов – полулегальной организации в Азии. Супруги предстали перед тайным судом военного трибунала. В иностранной прессе всё чаще зазвучали голоса протеста. В защиту арестованных выступила и супруга Сунь Ятсена, однако, согласно неподтвержденным пока сведениям, её протест мог оказаться запоздалым».

Тем временем по инициативе «Германа» (Майера) из Берлина выехал немецкий адвокат Фишер, который уже во второй половине октября был в Шанхае. Прибыв на место, Фишер сообщил, что «по непроверенным слухам вчера (19 октября. – Авт.) состоялся воен[ный]суд, больной приговорён к смерти, жена к пожизненной каторге». «Спасение – телеграмма Бернского правительства консулу препятствовать исполнению». В Москве считали поездку Фишера «излишней», полагая, что «вряд ли» он «чего-нибудь добьётся», тем более что уже был адвокат Вонг. От «Германа» же требовалось проверить «состояние больных своими и соседскими путями». «Соседскими путями» означало с помощью «Рамзая».

В ноябре стало известно, что начальник английской