Читать книгу - "Другие времена. Антология - Антология"

многозначительной недосказанности с одной стороны помогал: его с сыном принимали в Правительстве, в Государственном комитете по науке и технике разрабатывался комплекс мер по организации в Москве в 1978 г. беспрецедентно крупного инвестиционного форума. С другой стороны, специфическая «миссия Музея Жизни» которой был увлечен Георгий Рубисов, настолько была далека от интересов приземленных советских технократов и идеологов, что ему пришлось однажды признать свои ожидания быстрого успеха завышенными и чрезмерными., после вмешательства СССР в события в Афганистане и резкого обострения холодной войны последние надежды реализовать при жизни заветную мечту угасли, вместе с самой жизнью.

Мечта была действительно грандиозной и величественной настолько, что лишь единицы, лишь избранные для этого Судьбой, Силой свершаемости как называл ее Рубисов, могли если не понять инженерно-техническую составляющую, то хотя бы эмоционально прочувствовать и морально поддержать автора «великого плана» создания всемирного Музея жизни. Именно таким избранником Судьбы стал для Рубисова Дан Соложев, с его уникальным даром синестезии, вселенской отзывчивости и сверх-чувствительности.

Но сначала несколько слов о самом Музее и Фильмах Слышезрения, зримым земным воплощением которых была творимая у него на глазах жизнь музыканта, художника, поэта Даниила Соложева.

«17-го апреля 1936-го года я попробовал посеять Идею-мысль Музея Жизни в уме Человечества и разослал тысячи писем, обращенных к правительствам, к организациям, к обществам, и к отдельным лицам — художникам, писателям, звездам экрана и магнатам кинематографической промышленности во всем мире, включая и письмо к Генри Форду и Ф. Д. Рузвельту. Полученные ответы в общем были благожелательными и одобрительными, но все же неопределенными. Лучше всего отнеслись к этой идее правительства малых и технически наименее подготовленных стран. Правительства же стран с высоким техническим развитием были „слишком заняты“ своими предвоенными работами и „хотели бы предварительно видеть результаты“».

Уже через год, в 1937 году, в Арканзасе была зарыта вцементированная в пирамиду урна, которая должна быть открыта в 8117 году. В урну вложили речь президента Рузвельта и некоторые звуковые фильмы. «Спрашивается, что будет с этой урной? Я очень сомневаюсь, чтобы большая часть ее содержимого сохранился в течение 6177 лет… найдется ли тогда в мире хоть одно человеческое существо, способное понять речь Ф. Д. Рузвельта и другие звуковые фильмы. Кроме того, будут ли существовать в то время машины, электротехнические приспособления, проекционные аппараты и другие принадлежности, необходимые для демонстрации звуковых фильмов? Как можно надеяться, чтобы люди 8117-го года смогли бы составить себе какое-нибудь представление о XX-м столетии, на основании одной лишь краткой речи Ф. Д. Рузвельта и одного фильма Ч. Чаплина? Впрочем, гораздо вероятнее, что место, где зарыта эта урна, будет просто неизвестно людям 8117-го года или же что оно в то время будет покоиться под водами нового океана…»

Это нехитрое и лежащее на поверхности наблюдение привело автора к глубоким заключениям о необходимости немедленно развернуть работу по созданию Музея жизни, «приблизительно согласно плану, излагаемому в книге „Ключи жизни“… Для этого отдельные лица, представители промышленности и производства, национальные правительства и все человечество в целом должны искренне сообща содействовать этому делу и поддерживать его. Но даже и это будет недостаточным; основой работы должна стать идея-мысль „Музея Жизни“, имеющая целью планомерно и глубоко — продуманно работать для будущего, путем сохранения Фильмов Слышезрения».

20-летие дружбы с семьей Соложевых было наполнено плодотворным общением и взаимной помощью. Зачитывались и обсуждались главные темы или главы готовящихся к изданию книг близких и дорогих сердцу людей. Дан Соложев был непременным участником последующих их презентаций. В черновых рукописях для русского издания книги «Ключи жизни» встречаются рисунки и иллюстрации Г. А. Рубисова с пометкой, что Дан Соложев конечно сделает это лучше автора… Унаследовавший эту дружбу от отца Г. Г. Рубисов, удивительным образом уловил не только корневую близость их богато одаренных творческих натур, но обнаружил в себе решимость соединить их миры в проекте издания.

Следующее 20-летие общения двух семей открыло новые «плодоносные слои» и было ознаменовано расширением состава участников и таким явлением, как феномен Леонида Завальнюка (1931–2010). Вероятно правильно было назвать «явлением сверхновой», то есть крайне яркой вспышкой звезды, вызванной катастрофическими обстоятельствами. В силу непреодолимых обстоятельств стихотворения поэта Завальнюка перестали публиковаться, но каждое утро он продолжал писать новые стихи и складывал их «в нижний ящик стола». Жизненно необходимо было найти новую форму «дополненной реальности», так Леонид Завальнюк начал рисовать свои гуаши и предлагать друзьям свои первые опыты в живописи, его художественный космос быстро наполнялся образами. Жорж Рубисов энергично поддержал автора предложением организовать выставки в Нью-Йорке и Париже, которые прошли с большим успехом. Разумеется, все расходы, связанные с организацией этих выставок, взял на себя Жорж Рубисов.

Вот авторитетные суждения о живописи Л. Завальнюка: «Его живопись — это детские грезы о неведомых и невиданных мирах, где ты никогда не был в реальной жизни, но превосходно знаешь, потому что это пространства детской мечты. В них нет ничего реального, и они абсолютно реальны и знакомы, как всем знакомы ощущения, которые бывают только в детстве и во сне. Секрет его сложнейшей техники непонятен. Он не имеет предшественников. Его стиль пока не имеет названия, кроме его имени — Леонид Завальнюк — выдающийся русский поэт конца XX века. Его живопись — отражение его души, его трагической философской поэзии» [Савва Кулиш, режиссер]. «Леонид Завальнюк как художник неожиданно открыл для нас нечто спрятанное внутри его души — это робкая нежность, словно крошечная Золушка с глазами, светящимися в темном углу души. Его работы (гуашь, акварель, масло) выглядят, как кусочки разбитой радуги. Иногда они грустны, иногда радостны, но всегда нежны и трогательны. Вместе эти работы выглядят, как стихи из одной визуальной книги, где все объединено нежностью» [Евгений Евтушенко]. «…Стихи эти попались мне в последний день года, окрасив его богатым разноцветием своих поэтических интонаций! Он сразу получшел, этот уходящий Завальнюк… Вот и еще появилась в памяти одна фамилия, от которой можно ждать чудесного» (Алексей Арбузов).

Евгений Евтушенко в первый же свой приезд в Париж познакомился с Еленой Рубисовой и подарил ей свою книгу с трогательным автографом. Через 50 лет ее сын Г. Г. Рубисов вернул поэту этот раритетный экземпляр и попросил написать короткое обращение к читателям для новой книги Л. Завальнюка «Слово и цвет. Сто стихов — сто картин». Именно благодаря этой необыкновенной книге появилось понимание того, как следует представить творчество Даниила Соложева — как «слово и цвет».

Я познакомился с Жоржем Рубисовым в 2011 году, в год 80-летия его близкого друга, Леонида Завальнюка, придя на квартиру московского поэта и художника за книгой Елены Рубисовой, которую я согласился переиздать. Точнее,