Читать книгу - "Amor. Автобиографический роман - Анастасия Ивановна Цветаева"
Аннотация к книге "Amor. Автобиографический роман - Анастасия Ивановна Цветаева", которую можно читать онлайн бесплатно без регистрации
Автобиографический психологический роман «Атог» написан Анастасией Цветаевой (1894-1993), признанным мастером мемуарного жанра. Издание расширено по авторизованной машинописи и представляет собой текст в том виде, который сама автор хотела видеть в печати. Книга дополнена разделом «Из тетради Ники»: это стихи, написанные специально для романа, в несокращённом виде они публикуются впервые.Героиня романа Ника, от лица которой ведётся повествование, пишет свою жизнь для главного героя, Морица, чтобы быть понятой им. Она говорит ему о пережитом, о высоте своих чувств и преодолений и зовёт его к этой высоте. Одновременно он рассказывает ей о своих увлечениях, о своей жизни. Постепенно Ника понимает, что описать трудный, трагический период своего жизненного пути ей нужно скорее для самопонимания, для самой себя.Роман «Атог» дополняет знаменитые двухтомные «Воспоминания» Анастасии Цветаевой.
На Нику повеяло холодом: надругательство над женщинами назвать – шалостью… От него немного пахло вином. «Не тяни! – сказала она себе. – Надо сегодня же выехать! В амбаре вина хоть немного, но есть… Страх побоку! – возразила она себе. – Это чудные парни, надо только разбудить в них достоинство! Они всё могут понять!» В то время первый продолжал излагать своё мнение о крестьянах.
– Дикари они! – сказал он сурово. – Их ещё учить и учить…
– И я говорю: защитите нас от их некультурности! Они даже того не могут взять в толк, что старуха хуторская – они её зовут барыней! – в крепости за народ сидела. Они её зовут доброй барыней, потому что она с них не требует ничего, может быть, даже и глупой её считают… – убеждений её не могут понять! Вы-то знаете, читали Некрасова «Русские женщины», нет – так прочтёте, как дворян Трубецких, Волконских царь в Сибирь сослал за революционную деятельность! Про декабристов знаете, как их вешали… А крестьяне ничему не учились, они хоть и любят свою хуторскую хозяйку, но могут не дать ей взять личные вещи её, сахару по хозяйству, керосину для керосинок, для ламп, свой закон хотят применить…
– Кулаки! – сказал первый.
– Вот я и обращаюсь к вам как к власти, – сказала Ника. – Проводите нас четыре версты до станции, помогите погрузить то, что надо на первое время, – можете осмотреть: сахар, крупы, книги, собственные картины художника, – он учился в Москве.
– Ну что ж, талант! – сказал второй. – На выставку в городе их повесят, чтобы народ смотрел…
– И домашние вещи… – докончила с облегчением Ника. – Оградите нас, проводите!
– Это можно, – сказал по-деловому первый, черноволосый ладный паренёк, и поправил движением плеча винтовку. – Кулацкие элементы, конечно… Не понимают идей революции…
Ника смотрела на него. Милее ей был тот, русый, совсем ещё мальчик, у того было доброе лицо. Но в глазах этого был блеск иного порядка. Какой-то сухой блеск убеждённости, в волевых чертах была юношеская чистота, что-то почти вдохновенное. («Где я, когда, совсем недавно, – в растерянности спрашивало в Нике, – то же самое испытывала, на человека глядя?») Она совсем отвлеклась на миг, от момента, от темы, деловитости разговора, – в счастьи, что она нашла в этой смуте друзей именно в тех, кого даже в людской боялись, она плыла по какой-то мгновенной, но блаженной реке… По своей! И вдруг – те, «египетские»! Там, в гостинице, там, на перроне… Та же победа – в дикости, как и здесь, условий, победа человеческого над женским; над собственничеством в той уезжавшей подруге, полюбленной – в сопернице – сестре… С этим парнем – от него не пахло вином! – хотевшим законности и добра, ей было уже жалко – расстаться!
– Это можно… отчего ж… – сказал младший. – Потому вы – женщина, и с ребёнком, а старуха – больная. Наша власть везде открывает больницы, бесплатные. А что в крепости она за народ сидела, пусть подготовит бумаги и на учёт встанет.
– А старухе можно взять ложки серебряные? Вам они не нужны, – с ужасом чувствуя, что совсем не то говорит, сказала Ника, – знаете, как старухи…
– Ну уж известное дело! – отвечал с гримасой сострадания старший. – Нам ложки её без последствий! Наша – страна вся! А художнику вашему, раз вы всё добровольно народу отдаёте, хутор свой, наша власть в городе мастерскую построит, а в Наробраз надо будет вам обратиться, у нас это скоро в порядок придёт, государство по-новому во всех городах уже построили…
«Уцелеешь ли ты, друг, в каше войны?!» – думала Ника.
Как в бреду прошёл день. Обежали сад, в последний раз собрали груш, яблок, грецких орехов… К коню прощаться Ника не пошла с Андреем – пусть один на один! Как с Еленой… С Серёжей прижимали они к себе в прощальном объятии Гри-Гри и Тигричку, двух самых любимых котов. Марфа, самая старая из кошек, пятнадцати лет, запропастилась куда-то. Пучеглаза поймать не удалось. С собаками со слезами прощались. В людской, обнимаясь с покидавшей их матерью Андрея, навзрыд плакали хуторские женщины.
И под вечер два экипажа, полных людьми и вещами, и два верховых с ружьями через плечо тронулись в путь по степи.
Они садились в поезд, пожимая руки своих конвойных. Парни были чудесные, дружеские, кивали Нике, что-то ей желали на прощанье, крепко жали руки художнику… «Светлая роща», Отрадное было тёмным оазисом посреди закатных полей, под нахмурившейся тучей над горизонтом…
Глава 6
Зима в Феодосии
Поселились в доме, где жил – на феодосийской окраине – отец Андрея, в семье уютного и смешного, очень старого старичка-инженера, женатого на француженке. Он ещё за год до того забронировал двери своей квартиры, снабдил их тяжёлыми блоками и колокольчиками: приехавшие оказались как в крепости. В городе неуверенно ощущалось двоевластие. Откуда-то хлынувшие матросы распоряжались по-своему, отряды отдавали приказы, матросы не слушались, происходили стычки. Жители старались сидеть по домам, пока положение прояснится. Хозяйка квартиры, много моложе старого мужа, щебетала без умолку на спутанном языке, франко-русском. Кроме них двоих, в их семье был ещё только кот, большой, ангорский и разноглазый. Он спал на чашке весов, под ним стрелка весов подрагивала, показывая то больше, то меньше девяти фунтов. Ласкать себя кот не разрешал, предупреждая о том глухим, но нарастающим рычаньем. Кот хотел спать.
В тесноте двух комнат отношения матери и отца, матери и Андрея, матери и Ники начинали портиться. Отношения Андрея и вольтерьянца-отца, отношения отца с Никой – держались. В той поговорке о тесноте, где шалаш вспомянут, в семье: Андрей – Ника – Серёжа – любовь цвела.
В квартире на Цыганской слободке Ника лихорадочно вынимала из глубин ещё московских корзин запасы круп, макарон, белой муки, сахару – всё, накупленное в последнюю зиму с Маврикием в городке Александрове в долгих очередях. И куски, ломаные, маленькие, непокупного мыла с мыловаренного завода, которым ведал муж. Хоть было оно простое, но добавленный им туда запах (тонкое духовенье какого-то нежного пахучего вещества), – неуловимый и страшный в своей сохранности, Маврикий простирал над этими её, им уже не виденными, днями свою всё ещё заботливую руку. Память о нём чтил Андрей. В такие минуты всё вокруг неё останавливалось. Замерев с мылом в руках (она, придя из своего уголка, отдаст его матери Андрея, маленький кусочек даст щебетунье француженке), она стояла, закрыв глаза, погрузясь в ужас помнить… затем – возвращалась к дню.
Она никогда не ходила одна
Прочитали книгу? Предлагаем вам поделится своим впечатлением! Ваш отзыв будет полезен читателям, которые еще только собираются познакомиться с произведением.
Оставить комментарий
-
Гость Елена12 июнь 19:12 Потрясающий роман , очень интересно. Обожаю Анну Джейн спасибо 💗 Поклонник - Анна Джейн
-
Гость24 май 20:12 Супер! Читайте, не пожалеете Правила нежных предательств - Инга Максимовская
-
Гость Наталья21 май 03:36 Талантливо и интересно написано. И сюжет не банальный, и слог отличный. А самое главное -любовная линия без слащавости и тошнотного романтизма. Вторая попытка леди Тейл 2 - Мстислава Черная
-
Гость Владимир23 март 20:08 Динамичный и захватывающий военный роман, который мастерски сочетает драматизм событий и напряжённые боевые сцены, погружая в атмосферу героизма и мужества. Боевой сплав - Сергей Иванович Зверев