Читать книгу - "Земля ковбоев. Настоящая история Дикого Запада - Кристофер Ноултон"

(например, сенатор от штата Вайоминг Фрэнсис Уоррен) держали и тех и других животных. Конфликты между этими двумя группами продолжались еще 20 лет. Самый памятный из них — война в Плезант-Вэлли в Аризоне (1882–1892) — был, по сути, вызван враждой между двумя семьями — Тьюксбери и Грэхемами. В результате погибло от 35 до 50 человек, включая почти всех мужчин из обеих семей.

Ассоциациям скотоводов разного уровня приходилось разбираться с массой проблем — скотокрадством, перенаселенностью, техасской лихорадкой, и к 1884 г. их завалили жалобами. «Нас обвиняли во всем происходящем, кроме хорошей погоды»[283], — вспоминал Грэнвилл Стюарт. Однако это его совершенно не удивляло, и он не отказывался от своей тактики сильной руки. Инвестиции требовалось защищать: в открытые пастбища Монтаны площадью 75 000 квадратных миль (почти 200 000 км2) было вложено 35 млн долларов.

Создание различных ассоциаций и наем детективов — свидетельство быстрого развития и усложнения скотоводческого бизнеса на открытых пастбищах. Одной из основных обязанностей новых ассоциаций стала организация сбора скота дважды в год. Поскольку животные свободно бродили по территории, переправлялись через реки и забредали на чужие пастбища, то при сортировке и разделении стад, когда приходило время клеймить телят или продавать бычков, вся надежда была только на строгие правила и заранее сформулированные принципы сотрудничества.

Кроме того, довольно неожиданно цены на говядину начали стабильно снижаться. По мере увеличения количества и размера стад на открытых пастбищах чикагские скотобойни получали все больше власти и рычагов воздействия на скотоводов. В условиях, когда бизнес внезапно стал не таким прибыльным, как раньше, и не таким выгодным, как надеялись владельцы многочисленных вновь созданных или уже зарегистрированных на бирже скотоводческих компаний, скотоводы начали искать методы экономии. Новые ассоциации оказали неоценимую помощь в эти тяжелые для экономики времена. Они позволяли скотоводам договариваться о групповых тарифах на перевозки, делить непомерно высокие расходы на охрану пастбищ от воров и волков, а также совместно лоббировать на уровне штатов и территорий законы, способствующие развитию их бизнеса.

Самый простой способ снизить затраты — это уменьшить плату ковбоям, что некоторые хозяева и сделали. Одним из скотоводов, выступавших за снижение зарплаты работникам, был ирландец Хорас Планкетт, владелец ранчо в бассейне реки Паудер, и ковбои ему этого так и не простили. Постепенно стали исчезать так ценимые ковбоями привилегии, например предоставление лошадей с ранчо в личное пользование. А затем перестал существовать и бесплатный «харчевой маршрут»: теперь ковбоям приходилось платить за еду, если они решили провести зимние месяцы, кочуя с ранчо на ранчо. И, пожалуй, самое важное: ковбоям больше не позволялось забирать себе мэвериков, что долгое время было средством дополнительного заработка или увеличения поголовья скота для того, чтобы основать собственное ранчо. Более того, согласно новому правилу, принятому ассоциациями Вайоминга и Монтаны, ковбоям вообще запрещалось владеть каким-либо скотом. Грэнвилл Стюарт, к его чести, выступил с речью, в которой категорически возражал против этого постановления, утверждая, что 99 % ковбоев — честные люди и они заслуживают шанса на успех в жизни; кроме того, если разрешить ковбоям владеть скотом, то это поможет сблизить их интересы с интересами скотоводов. Однако возобладало противоположное мнение. Впрочем, даже если бы точка зрения Стюарта одержала верх, перспективы ковбоя все равно были невелики. Если бы ему и удалось приобрести скот, то из-за чрезмерной нагрузки на открытые пастбища пришлось бы покупать для выпаса скота собственную землю. А цены на землю стремительно росли.

Одним словом, уровень жизни обычного ковбоя снижался, а перспективы получить более выгодную работу или самому стать скотоводом исчезали — и он это понимал.

Ковбою везло, если он получал 100 долларов за участие в четырехмесячном перегоне скота и 25–40 долларов в месяц за летнюю работу на пастбище. Как бы он ни гордился своим мастерством верховой езды и владения лассо, как бы ни считал себя на ступень выше большинства прочих работяг Запада, в реальности он выполнял малопривлекательную работу, получая за нее очень небольшие деньги. Писатель Уоллес Стегнер (1909‒1993), автор романов и рассказов об американском Западе, однажды охарактеризовал ковбоя как «перегруженного работой, низкооплачиваемого наемного работника, почти такого же бездомного и бесправного, как современный сельскохозяйственный рабочий, а его легендарная независимость заключалась и заключается главным образом в привилегии бросить свою работу и отправиться на поиски другой, такой же тяжелой и низкооплачиваемой»[284]. По выражению историка Льюиса Атертона, ковбой — это «батрак на лошади»[285].

Главную экономическую ценность на открытых пастбищах представляли не ковбои, а крупный рогатый скот. Для хозяина ранчо или акционерного общества ковбои — это издержки, а не источник прибыли. Со временем стало, к сожалению, очевидно, что их положение было немногим лучше, чем у любого другого наемного работника. Когда вследствие чрезмерного выпаса скота хозяева ранчо стали огораживать свои владения, ковбои внезапно оказались менее востребованными: теперь владельцам требовалось меньше людей для управления хозяйством. Как уже упоминалось, на огороженных ранчо не нужно было проводить сбор скота два раза в год: животные больше не разбредались далеко, и их стало проще и быстрее собирать в стадо. В значительной степени работа ковбоя носила теперь сезонный характер. Те же, кто работали на условиях полной занятости, часть своего времени тратили на орошение полей и починку изгородей из колючей проволоки. Последнее занятие, заключающееся в рытье новых ям для столбов и натягивании проволоки, было трудоемким и непопулярным. Все чаще приходилось заниматься еще одним новом делом: надо было косить траву и заготавливать сено для кормления скота в зимние месяцы. Для хранения сена строились новые амбары с сеновалами.

Ковбой не мог не видеть эти изменения — а большинство из них были навязаны какой-нибудь ассоциацией скотоводов, куда он не мог попасть, — и вскоре осознавал, что его рабочие обязанности изменились без его ведома и без какой-либо компенсации за вынужденные потери. Работа на ранчо коммерциализировалась и корпоратизировалась. Условия и оплата труда не улучшались, несмотря на продолжающийся пастбищный бум. Вынужденный платить за лошадь и зимнее пропитание, ковбой обнаруживал, что у него не только возросли расходы, но и стало меньше интересной работы — что давало еще меньше шансов на успех. Вскоре доверие между ковбоями и скотоводами начало рушиться.

Рост недовольства среди ковбоев неизбежно привел к трудовым конфликтам, которые приняли форму ковбойских забастовок. На первый взгляд кажется, что эта идея противоречит столь превозносимой независимости ковбоя. Действительно, рядовой ковбой, как правило, считал себя одиночкой, а не потенциальным членом какого-нибудь объединения, который должен участвовать в совместных действиях или заключать коллективные договоры. Тем не менее в марте 1883 г.