Читать книгу - "Жизнь лишь одна - Вера Кушнир"

знали о том, что творилось в остальном доме и, в частности, в комнате их гостей.

Хотя бандиты мало что нашли в комнате беженцев, всё же что-то ценное попало им в руки. У жены фермера было немного ювелирных вещиц и несколько золотых монет в маленьком нательном мешочке. Её обыскали, и мешочек был взят. Беженцы приняли эту последнюю потерю, как волю Божию, и ничем не возмущались.

Вскоре после ограбления безрукий дедушка заболел и умер. Розенберги хотели помочь своим друзьям и отдать последний долг умершему брату во Христе, предоставив ему приличные, достойные человека, похороны. Члены общины тоже пытались помочь, но было просто невозможно найти одежду для покойника. Вдруг обнаружилось, что бандиты, по недосмотру, забыли взять чёрное пальто пастора Розенберга. Было решено использовать его, но оно было слишком маленьким. Пришлось распороть спину пальто, а полы подвернуть под тело умершего дедушки, так как спину всё равно никто не увидит. Когда убитые горем родственники увидели, как прилично был одет их дедушка в гробу, они были довольны и благодарны пастору Розенбергу, хотя он и лишился своего единственного пальто.

Тогда ещё было возможно совершать христианские погребения, и пастор Розенберг совершил всё очень достойно, подлинно по-христиански, так что хорошие отношения с этой семьёю сделались ещё лучшими.

По предведению Божию, годы спустя эта семья попала в Америку, где была в состоянии неоднократно проявлять свою дружбу заметным образом, восполняя нужды тогда ещё слабой, едва начинающейся в Америке Миссии брата Розенберга.

Сочувственный сосед

После жестокого нападения на семью Розенбергов один их сосед, старенький еврей, выразил им своё сочувствие. Между прочим, он сказал: “Что же вы будете теперь делать? Вы лишились всего? Бедный вы человек! Ведь они забрали у вас всё, что у вас было!”

Когда пастор Розенберг сказал старичку, что бандиты не удовлетворились тем, что они у него взяли, и требовали, чтобы “спрятанное добро” тоже было отдано им, иначе они “накажут” детей, старику хотелось узнать, исполнил ли Розенберг требование воров. Не желая давать прямой ответ и желая указать соседу на более ценное сокровище, чем земное добро, пастор Розенберг посмотрел старику в глаза с выражением полного покоя, чего добрый сосед не мог не заметить.

Всё ещё не понимая, что же пастор имеет в виду, он сказал: “Вы давно для меня загадка. Я наблюдал за вами в разных ситуациях и всегда завидовал вашему внутреннему спокойствию. И вот сейчас ваше лицо отражает покой и удовлетворение даже в такое ужасное время, когда вас лишили всех средств к существованию, и вы совершенно обнищали”. В ответ пришли такие слова: “Потеря моего имущества не сделала меня бедным. Воры не смогли взять моё самое ценное сокровище”.

Услыхав это, сосед посмотрел на пастора Розенберга с довольством и сказал: “Я так и думал. Вы умный и смелый человек, который знает, как прятать своё самое драгоценное и как не давать бандитам запугивать себя”. Он, конечно, заключил, что “самое ценное сокровище” означает земное добро. Но когда он вспомнил об угрозах детям, которые были в такой ужасной опасности, он подумал, что в таких обстоятельствах следовало бы, пожалуй, отдать всё, даже если бы где-то пряталось что-нибудь ценное, и он сказал: “Что вы имели в виду, сказав, что ваше самое ценное сокровище не было взято?”

Пастор Розенберг ответил: “Самое драгоценное сокровище, о котором я говорил, это моя вера в Господа Иисуса Христа, Мессию, через Которого я получил уверенность в спасении и вечной жизни”. Старик молча склонил голову и больше не задавал вопросов, но когда поднял лицо и посмотрел в глаза соседа, по его щекам катились слёзы. Услышанная им высшая истина медленно, но верно, проникала ему в душу.

Бурное мореплавание

Однажды в эти страшные годы пастору Розенбергу пришлось отправиться морем в Крым. Он беспокоился о благосостоянии своей дочери Елизаветы, которая тогда проживала там, а также хотел посетить некоторых братьев во Христе. Перед отправлением домой друзья нагрузили его редкими продуктами для семьи в Одессе, так что на обратном пути у него был порядочный багаж, притом небывалой тогда ценности. Пароход на Одессу шёл из Севастополя и был набит людьми до предела. Не имея выбора, пастор Розенберг взошёл на борт и разделил участь многих других. Об удобствах тогда никто не думал. Он сел на палубе на свой багаж и унёсся мечтами домой, представляя себе радость семьи при виде такого количества редких продуктов.

В начале погода была благоприятной, и никто не предвидел бури, но как только пароход покинул гавань, начался шторм, и его кидало на волнах, как пробку. Огромные волны захлёстывали палубу, и дежурный офицер велел всем связаться верёвкой, чтобы не оказаться смытыми за борт.

Мореплавание обернулось долгим и опасным. Почти все пассажиры страдали от морской болезни, но никто не мог двинуться с места. Страх притуплялся чувством апатии, свойственным больным морской болезнью.

Утешало то, что волны смывали рвоту и освежали воздух, иначе можно было бы задохнуться от ужасного запаха.

Постепенно пароход добрался до Одесского порта, где буря ощущалась значительно меньше.

Когда пастор Розенберг сошёл с парохода, какие-то “сострадательные” солдаты предложили поднести его багаж. Не видя других носильщиков, он согласился и даже поблагодарил их за доброту, но вскоре пришло разочарование. “Помощники” шли всё быстрее и быстрее, и пастор Розенберг не мог уже угнаться за ними. Вскоре они совсем исчезли в толпе с драгоценными пищевыми пакетами в руках, а пастор Розенберг прибыл домой с пустыми руками.

Бедные богатые и богатые бедные

Помимо недостатка в пище, семья Розенбергов обнаружила, что им не во что одеться. Бандиты унесли с собой не только всю одежду, но и всю их обувь. И тут опять пастор Розенберг убедился, что “любящим Бога, призванным по Его изволению всё содействует ко благу”.

Изорванный и изрезанный ворами кожаный диван пригодился пострадавшей семье. Хотя пастор Розенберг никогда не учился сапожному ремеслу, он знал, что, как миссионер, он должен уметь делать многое своими руками, и он смастерил “элегантную” обувь для всей своей семьи из кусков кожи с всё равно непригодного теперь дивана. Однако, из-за того, что это всё же не была сапожная кожа, обувь из неё была недолговечной, но это не мешало соседям завидовать ему, когда его дети ходили по улице в таких приличных на вид тапочках, между тем как другие ходили в обмотках из тряпок на ногах и шили себе одежду из мешков.

Люди проявляли невообразимую изобретательность. Действительно “голь на выдумки