Читать книгу - "Основание современных государств - Ричард Франклин Бенсел"

были избраны народом и добросовестно выполняли свою задачу, все равно были несовершенными интерпретаторами и передатчиками воли народа. Поэтому судить о плодах их трудов должен был сам народ. Однако к весне 1787 г. только Массачусетс и Нью-Гэмпшир приняли и ратифицировали новую конституцию таким образом. Все остальные колонии осуществили переход от колонии к штату теоретически компромиссным способом в отношении примата народной воли.

Конституции штатов занимают странное место в истории основания Америки, поскольку, с одной стороны, их создание поощрялось Континентальным конгрессом, который сам по себе не был суверенным институтом, а с другой стороны, в конечном итоге они были заменены Конституцией 1787 г. — документом, который мог бы потребовать их подчинения новому национальному правительству, но по намерению и замыслу не потребовал значительного пересмотра. Следует также отметить, что эти индивидуальные конституции на какое-то время стали носителями «трансцендентной социальной цели государства», поскольку, хотя в Декларации независимости эта цель была обозначена, Континентальный конгресс не имел возможности преследовать его, поскольку «жизнь, свобода и стремление к счастью» почти полностью находятся в юрисдикции отдельных штатов.

Будучи средством выражения воли народа, Конституционный съезд 1787 г. в Филадельфии также был скомпрометирован, по крайней мере, шестью способами: (1) фактически съезд был организован под ложным предлогом, так что народ, каким бы он ни был, не осознавал, что он санкционирует разработку новой конституции; (2) делегаты на съезд назначались законодательными собраниями отдельных штатов, а не самими жителями на прямых выборах; (3) работа съезда в Филадельфии была тайной, поэтому народ не знал, что происходит, и не мог контролировать делегатов, даже если бы знал, что готовится новая конституция; (4) целью съезда было устранение недостатков в союзе, но многие из этих недостатков вытекали из желаний и стремлений самого народа; (5) хотя Конституция Соединенных Штатов должна была охватить все американское общество, делегаты потребовали, чтобы согласие народа было дано на тринадцати съездах, по одному в каждом из штатов, тем самым раздробив то, что теоретически должно было быть неопосредованной консультацией с народом как национальным сообществом; и (6) процедура ратификации предусматривала (и в конечном итоге привела) к процессу «бери или не бери», при котором народ, когда с ним окончательно посоветовались, не мог внести в документ поправки, которые могли бы изменить его коллективную волю.

Эти шесть компромиссов можно свести к противоречию между, с одной стороны, убеждениями и инстинктами основателей в отношении атрибутов, которыми должно обладать стабильное республиканское правительство, и, с другой стороны, тем, что, как они предполагали, народ нескольких штатов примет в качестве легитимного. Для некоторых делегатов, среди которых был Джеймс Мэдисон, оказавший большее влияние на разработку Конституции, чем кто-либо другой в Филадельфии, это противоречие заключалось в том, чтобы создать теоретически стройную конструкцию, способную продержаться в веках, и потворствовать сиюминутным интересам и страстям населения.

Пирс Батлер из Южной Каролины, например, склонялся к последнему мнению, когда утверждал, что его коллеги должны «следовать примеру Солона, который дал афинянам не лучшее правительство, которое он мог придумать, а лучшее, которое они могли бы получить» (под этим он подразумевал принятие).

Делегаты неоднократно пытались разрешить это противоречие путем уклонения, ухищрений, апелляции к собственным интересам, страха перед иностранным вмешательством и обфускации. Но, несмотря на все их усилия, это противоречие все же глубоко структурировало процесс ратификации, в ходе которого народ получил возможность принять конституцию. Конечно, Конституция не была навязана народу, поскольку участники ратификационных съездов прекрасно понимали, что они могут одобрить ее текст с оговорками в виде поправок, и эти поправки могли радикально изменить документ. Эти поправки могли даже, по идее, принять форму совершенно нового текста. Однако сам процесс не способствовал такому творчеству, поскольку, во-первых, съезды в каждом штате проходили в разное время, и координация между ними была затруднена. Еще более проблематично то, что штаты часто расходились во мнениях относительно того, какие изменения они хотели бы видеть в филадельфийском проекте.

Многие из делегатов, собравшихся в Филадельфии, работали в Континентальном конгрессе и законодательных органах нескольких штатов и поэтому были знакомы с законодательными органами и законодательной процедурой. Они понимали, что в случае, если бы Филадельфийскому конвенту не удалось внести изменения в Статьи, Конфедерация, какой бы неадекватной она ни была, все равно бы существовала. Таким образом, и практически, и теоретически они осознавали, что Филадельфийский конвент был глубоко втянут в политическую среду, состоящую из квазинезависимых штатов и якобы национального конгресса. Когда Континентальный конгресс установил, что «делегаты Филадельфии… должны быть назначены несколькими штатами», что означало, что штаты сами определят, кто будет входить в состав конвента, и что это определение будет сделано до начала работы конвента. Таким образом, не должно быть никакой неопределенности в вопросе о том, кто будет уполномочен быть членами конвента. Делегатам еще предстояло определиться с председателем и правилами процедуры, по которым они будут вести заседания, но их легкое знакомство друг с другом и глубокий опыт, который они использовали в своей работе, сделали эти решения почти перфектными. Таким образом, Филадельфийский конвент справился с начальной дилеммой с таким апломбом, который, казалось бы, исключал саму возможность ее возникновения.

14 мая 1787 г., в день открытия Филадельфийского конвента, в здании штата появилось лишь несколько делегатов от нескольких штатов. Спустя пять дней от каждого из четырех штатов прибыло не менее двух делегатов: Нью-Йорка, Пенсильвании, Южной Каролины и Вирджинии. Присутствующие продолжали откладывать заседания, пока, наконец, 25 мая делегаты от большинства тринадцати штатов не собрались в Доме штата и не обеспечили кворум. После этого съезд открылся.

Г-н Роберт Моррис сообщил собравшимся, что по поручению и от имени депутации Пены он предложил кандидатуру Джорджа Вашингтона, покойного главнокомандующего, на пост президента конвента. Г-н Джоно Ратлидж поддержал это предложение, выразив уверенность в том, что выбор будет единогласным, и отметив, что присутствие генерала Вашингтона не позволяет делать какие-либо замечания по этому поводу, которые могли бы быть уместны в противном случае.

Генерал [Вашингтон] был единогласно избран голосованием, и г-н Р. Моррис и г-н Ратлидж провели его к креслу, с которого он очень выразительно поблагодарил Конвенцию за оказанную ему честь.

Таким образом, первый шаг съезда — избрание лидера — наглядно продемонстрировал как начальную дилемму, с которой столкнулся съезд, так и то, как делегаты сразу же ее решили. Что касается дилеммы, то Моррис не имел формального права требовать внимания других делегатов, когда сначала предложил съезду перейти к выборам председательствующего, а затем выдвинул на этот пост Вашингтона. В отсутствие председательствующего и процедурных правил не было никого, кто мог бы признать его для выдвижения