Читать книгу - "Королевы второго плана - Сергей Владимирович Капков"

1990-е, когда размножились юмористические программы и телешоу, когда прогремела комедия Юрия Мамина «Окно в Париж» и когда само амплуа комической старухи в новой России осиротело – не стало последних великих комедийных актрис, а кроме Киры Александровны никто им на смену не пришел.

В 1996 году я впервые отправился в Санкт-Петербург как корреспондент. В ту поездку мне посчастливилось записать интервью со многими легендами сцены: Николаем Трофимовым, Валентиной Ковель, Михаилом Светиным, Бруно Фрейндлихом, Татьяной Пилецкой, Георгием Штилем, но только встреча с Кирой Крейлис-Петровой получила продолжение. Мы стали часто общаться и вскоре подружились. Замышляя какой-нибудь творческий вечер, я точно знал, что Кира Александровна приедет в Москву и с радостью примет в нем участие. Бесплатно, по дружбе. А потом обязательно задержится на теплые посиделки.

С ней всегда было очень легко! Киру Александровну полюбили мои друзья-мультипликаторы, предложившие актрисе озвучивать мультперсонажей в популярном цикле «Гора самоцветов», музыканты знаменитого Оркестра кинематографии, в концертах которого она не раз принимала участие, завсегдатаи Дома актера, где Крейлис-Петровой решили устроить юбилейный вечер. Москва стала для коренной петербурженки ближе, чем казалась всегда. И я был счастлив, что посодействовал этому.

Для книги я собрал фрагменты наших бесед в разные годы на самые разные темы…

Фамилия

Фамилия моя, действительно, странная, но сначала я была просто Петровой, а Крейлис – это фамилия моего мужа Якова Яковлевича. Он был латыш. В переводе его фамилия звучит как Левшин. У нас из-за нее случалась масса неприятностей. Во-первых, меня всегда переспрашивают: «Как-как? Крейсер-Петрова? Прелесть-Петрова?» Иногда я отмахиваюсь: «Пишите как хотите!» Был у нас в театре артист Рэм Лебедев, так он всегда пел мне: «Что тебе снится, крейсер Петрова?»

Помню, на Сахалине начальник милиции спраши- вает: «А чего это у вас двойная фамилия? У нас только уголовники с двойной фамилией бывают!» Я удивилась: «Как же? А Корчагина-Александровская?» Но он не понял, о ком идет речь…

На Сахалин я попала, можно сказать, по несчастью. Окончила Школу-студию МХАТ в Москве, но в столице не осталась, хотя Алексей Дмитриевич Попов предлагал мне прийти к нему в Театр Советской армии. Честно говоря, я не любила Москву и рвалась только в Питер. Но в родном городе я оказалась без работы. Показывалась во многие театры, все были в восторге, кричали: «Берем!» Юрий Толубеев ходил со мной за руку. Только всё так тянулось и тянулось, меня не оформляли, говорили: «Жди места», и я ждала. Сидела на маминой шее. И однажды по какой-то случайности решилась поехать с группой артистов на Сахалин. Туда же поехал и мой будущий муж. Он окончил Ленинградский театральный институт, учился на одном курсе с Алисой Фрейндлих. Нас познакомили перед поездкой. В дороге мы подружились, влюбились друг в друга и уже на Сахалине сыграли свадьбу в домике, где жил когда-то Чехов. Накупили водки, набрали сахалинской селедки и собрали всю труппу. Это было 21 октября 1957 года. По дороге в ЗАГС я вдруг задумалась, остановилась: «Что же мы с тобой делаем? Это же на всю жизнь!» Он даже обиделся. Потом было застолье. Тост за тостом: за Ленинград, за театр, за счастье молодых… И Яков Яковлевич напился. Первый и последний раз в жизни! Он так боялся, что всем не хватит закуски, что сам ничего не ел.

Это была любовь с первого взгляда, мы же были знакомы всего-то полмесяца. Сначала наша труппа ездила по материку, и мы уже во всех гостиницах говорили, что являемся мужем и женой. Нас селили вместе, и спали мы валетиком, потому что воспитаны были одинаково. А на Сахалине твердо решили пожениться. Он написал моей маме: «Прошу руки вашей дочери…» В ответ получили кипу телеграмм – все наши родственники и друзья в Ленинграде обалдели. Время показало, что семью можно создать и так.

Сейчас мне без него очень одиноко…

Яков был сыном богатого человека, у которого имелись свои фабрики, заводы, в домах прислуживали горничные, а детей учили гувернантки. Пиво, которое варили на заводе Крейлисов, славилось на всю Латвию. Причем глава семьи всего добился своим трудом: работать начинал в пять утра, домой возвращался глубокой ночью. Умер он, когда пытался усмирить разъяренного быка и напоролся на рог.

Советская власть всё отобрала. Старшие Яшины сестры в это время учились в Англии. Потом они осели в Канаде и на родину уже не вернулись. Маму и двоих сыновей бросили в теплушку и отправили в Сибирь. Мать по дороге заболела дизентерией, и ее вместе с детьми оставили в городке Игарке, а остальных погнали дальше. Мама умирала в больнице, а дети работали: Якову пришлось побыть и дворником, и ассенизатором, и гримером в театре. Перед смертью мама сообщила детям, что в Риге в их старом шкафу есть потайной ящичек, где спрятаны золотые монеты. Братья нашли их, когда вернулись на родину, и эти монеты им очень помогли, какое-то время мальчики смогли продержаться. Яков получил образование, работал директором школы, участвовал в самодеятельности, потом окончил Театральный институт. Что же помешало ему реализоваться в актерской профессии? Во-первых, акцент. А во-вторых, внешне он подходил для амплуа героя: фигуру, рост и лицо героя он сохранил до конца дней, но внутренне был характерным актером. Это несоответствие ему вредило. В результате он ушел на телевидение, где всю жизнь проработал режиссером.

Блокада

Нам сразу предложили эвакуироваться, по Ладожскому озеру еще ходили суда. Но мама категорически отказалась. Помню, на самом последнем корабле поплыли мои одноклассники, и его разбомбили. Все погибли. Таким странным образом судьба нас хранила всю блокаду. Мы с мамой и сестрой пережили ее с первого и до последнего дня. В нашем доме умерли буквально все. Каждый день – трагедия. На первом этаже жила одна семья: Люся, Коля-дурачок и их родители. Мама меня выгоняла на улицу дышать свежим воздухом, и я приходила к их окну. Умирали они мучительно. Сначала не выдержал отец, он отобрал у всей семьи карточки, принес домой продукты и съел. Один, на глазах у родных. Но это его не спасло. Последний раз я видела его, когда он сидел на стуле около печки, сгребал с себя вшей и ел. Когда он умер, жена так и спала рядом с ним на кровати, пока не умерла сама. Потом у Коли началась цинга, появились язвы на ногах. Он кричал мне из-за окна: «Кира! Кира!» – а я смотрела и плакала.