Читать книгу - "Керины сказки - Кирилл Ситников"

НОЧНОЙ МИГРАНТ

Богомерзким октябрьским вечером я, как обычно, вкусно поужинал и вдрызг разосрался с женой. Повода я не помню — он был слишком мелок по сравнению с последующими масштабными обвинениями. «Неблагодарная тварь» театрально бросилась в комнату гуглить ближайшие рейсы «Дом — Мамочка, которая единственная меня любит», а «ленивое животное» схватило ключи, две пачки сигарет и, не менее театрально хлопнув дверью, выползло во мрак.

Усевшись поудобней на лавочке под гудящим фонарём, я за шесть секунд выкурил сигарету и приготовился выкурить вторую. Рядом стояла порожняя банка из-под «Балтики», которую я посвятил в пепельницы и ловко засунул в неё тлеющий окурок.

— Ты, ишшшак ссука блат!!!! — вскрикнула банка и завибрировала. Я налету поймал своё выскочившее сердце и засунул обратно в грудную клетку вместе с зажигалкой. Из банки вырвался клуб дыма, внутри которого болтался какой-то заспанный таджик в кепке «Челси». Дым рассеялся, таджик бухнулся в песочницу и замолотил по себе руками, выбивая из рваного свитера снопы искр и тучи пепла. Я попытался изобразить отрешенный вид (я так всегда делаю, когда другому человеку плохо — это помогает выживать и экономить некоторые деньги). Закончив спасение рядового свитера, азиат укоризненно посмотрел на меня.

— Нэ мог просто банка потерэт? Послэдний свитэр был, как зимоват тэпэр, аааааа….?!

— Ты кто.

— Аббосов. Ну, в смысле… Я должен тыпа такой на пафосе сказат: «я, джинн, слушяю и повинуюс», но мнэ стрэсс и западло.

— Не парься, я и так понял, что ты джинн. — кивнул я, состряпав умное и понимающее лицо (я всегда так делаю, когда ни хрена не понимаю — это помогает не лишиться работы первые пару недель), — Прости за свитер.

— Да лядно, у меня еще бушлат ест, в ЖЭКе дали, тёплая очень! Дай сигарету.

— А ты сам не можешь это самое?.. Ну… Трах-тибидох там, и пачка «Кэмела»?

— Не, сам не могу ничего. Природа-шакал так хитро сделал, наверное, чтоб джинны не это… как его…

— Не охуевали?

— Вот да-да. Чтоб равновесие.

Я дал ему куртку, мы закурили. Никотин подействовал на Аббосова расслабляюще и развязал язык. Я ничего не спрашивал. Когда ничего не спрашиваешь — больше рассказывают (это мне никогда не помогало, только мешало — уже хочешь свалить, а тебе всё рассказывают и рассказывают, хер заткнёшь).

…Первые пять тысяч лет Аббосов валялся в Каракумах, заточённый в приличной по тем временам медной лампе. Спал, стихи на стенках вырезал, или просто лежал на спине и орал от безделия. Потом его какой-то хромой мужик нашёл. Звали его на Т как-то.

— Я ему говорю, давай я тебе нога исправлю, а он упёрся — «хочу сабля, жёны и Хорезм». Какой-то странный. Нога хорошая — это же важнее…

По молодости, говорит Аббосов, дурак был. Всем желания раздавал, исполнял без разбору. По три желания за раз мог. Не понимал, насколько люди глупые — из-за него много народу сгинуло. Сейчас джинн осмотрительнее стал — детям до 18ти пиво и сигареты не раздаёт, придуркам всяким прокурорские кресла не дарит, их жёнам песни не пишет. А то миру бы конец настал.

— Да и здоровье не то. Одно выполню — и сплю часов восемь. Желательные железы уже не те. Да и спина…

…В 60-е его археологи нашли. В Москву привезли, по лампе кисточкой поводили — он и вылез.

— Даже сказать ничего не успель — они как заорать, в Лубянка звонить! Я обратно в лампу, меня током бить, про диверсия спрашивать, пароли какие-то, где передатчик… Лампу расстреляли, я успеть в карандашницу юркнуть, пятьдесят лет в ней просидел — трусы сушил… Короче, эти… как их…

— Пидорасы.

— Вот да-да.

Когда карандашницу выкинули (в День КГБ на неё кто-то сел), Аббосову совсем туго пришлось. Днём он гулял, а к ночи находил «комнату» — бутылку, банку…

— Лучше всего из-под минералка, без сахара..

— Диабет?

— Осы!

Пришлось устроиться на работу, так как в человеческом состоянии всегда хочется «кушат». Взяли в ЖЭК — документов-то нету.

— У тебя ж зарплата, — говорю, — Снял бы комнату.

— Не могу я в комнатах. Я — раб лямпа! Традиция!

— Дебильная традиция.

— Дебильная традиция — орать «осторожно», когда человек уже упаль. Или в самолёт хлопать. А это — священно! Хотя… Я однажды в бутылка шампунь заснул. Собака схватиль, в зубах вертел играться — Аббосов потом три дня блевать…

Я открыл вторую пачку «Винстона». Аббосов аккуратно вытряхнул из «Балтики» все двадцать наших окурков.

— Пора спать, — заключил он, — завтра утро рано листья мести. Ненавижу осень.

— Я тоже ненавижу. Мне ничего мести не надо — просто идти на работу. Поэтому я еще ненавижу весну, лето и зиму. Спокойной ночи, Аббосов.

— Подожди! Слушай… Ты хороший мужик, Карим.

— Кирилл.

— Да пофигу. Давай я твоё желание исполню.

— Одно? — алчно уточнил я.

— Да. Железы…

— Я хочу миллион долларов.

— Мелкими? — сразу уточнил Аббосов. Было видно, что я далеко не первый, кто имеет это идиотское штампованное желание. Всем нужен миллион. Не миллион сто, не девятьсот. Даже в желаниях любим блатные номера.

— Давай мелкими. И пакет!

— Пакет включен в тариф, — ответил Аббосов и хлопнул в ладоши. Ничего не произошло. Я так и думал.

— А, блят, забыл. СЛУШАЮ И ПОВИНУЮСЬ.

Аббосов хлопнул еще раз. На скамейке появился черный пакет «Davidoff». Набитый долларовыми пачками. Я схватился за фонарь.

— Тут миллион, я пересчитал. Бери, брат. Твоё.

— Нет. Это твоё.

— Что?

— Купи себе квартиру. И какую-нибудь рас****атую лампу. А я пошёл с женой мириться, писать в ФБ очередную хрень и спать.

Аббосов лепетал мне что-то вслед, стоя на коленях. А я шёл домой с высоко поднятой головой. Я сделал что-то хорошее. Это было чертовски приятное чувство…

…которое закончилось через 98 секунд. А ещё через 22 секунды я истошно орал в банку «Балтики»:

— Аббосов!! Ты не так меня понял!!! Вылезай, поговорим! Давай хотя бы 50 на 50!!! Ну двести мне хотя бы оставь! Сто!! Ты же там!! Я слышу, как ты дышишь!

…Это сейчас я понимаю, что Аббосова тогда уже и след простыл. Я бы на его месте сделал точно так же. Но тогда, обезумев, я стал совать в бедную банку горящие окурки. Потом испугался, что сожгу баксы, и стал набирать в банку воду из дорожной лужи. Я стёр баночное напыление, пытаясь «традиционно» вызвать этого проклятого хапугу, рвал банку зубами, просил, умолял, угрожал…

— Что ты делаешь? — спросила жена, неслышно подошедшая сзади.

— Там миллион долларов, дура! — сказал я голосом Горлума.

— Ты опять запил… — ответила она голосом Наины Ельциной. И в ту