Читать книгу - "Некрополи Петербурга: Адамовы головы, холерные кладбища и Гром-камень - Маргарита Николаева"

Фото автора

В 1960 году после нескольких лет строительства состоялось открытие Пискаревского мемориала — того самого памятника жителям блокадного Ленинграда, о сооружении которого шла речь сразу после войны. Архитекторами стали А. В. Васильев и Е. А. Левинсон, совместившие в мемориале архитектуру, поэзию, скульптуру и музыку. Проекты мемориала неоднократно менялись, двигаясь в сторону упрощения архитектурных форм, с одной стороны, и усложнения скульптурного оформления, с другой. У входа, на верхней террасе, были возведены два павильона-пропилеи, в которых размещался музей. За павильонами в день открытия мемориала, 9 мая 1960 года, был зажжен вечный огонь. За ним находилась лестница, по которой можно было спуститься к главной аллее, ведущей вдоль братских могил. При строительстве траншеи, в которых хоронили умерших в блокаду, объединили насыпными холмами в 186 братских могил: слева хоронили военных, справа — мирных жителей блокадного Ленинграда. Аллея вела к центру мемориала, скульптуре Матери-Родины — шестиметровой статуе на шестиметровом же постаменте. На стене за скульптурой в граните были вырезаны рельефы, отражающие военный и гражданский быт в блокаду, а также стихи Ольги Берггольц. Выбитые в граните слова «никто не забыт и ничто не забыто» на долгие годы стали девизом всех людей, кому дорог мир.

В 1960-е всему Ленинграду стало известно не только о Пискаревском кладбище. В 1966 году громко прозвучало название Комаровского кладбища, небольшого некрополя при поселке Комарово: 9 марта на нем похоронили поэта Анну Ахматову. Почему именно там? В конце 1940-х в Комарове был создан «академический поселок», где размещались дачи деятелей науки и культуры, там же была известная «ахматовская будка», куда к ней приезжал в числе прочих молодой поэт И. Бродский. До 1950-х на Комаровском кладбище хоронили только местных жителей, однако после погребения там в 1957 году филолога В. Ф. Шишмарева некрополь стал местом упокоения ленинградской интеллигенции, причем интеллигенции определенного толка. Не зря писали, что «…быть похороненным в Комарове в 1950-1970-е годы был поступок, определение своей общественной позиции»[185]. Да и невозможно представить могилу Ахматовой на чинном советском Богословском кладбище или даже на Литераторских мостках.

Активные действия на городских кладбищах стали происходить в конце 1960-х. К тому времени уже было закрыто Ново-Волковское кладбище, где много хоронили после окончания Второй мировой войны, и требовались новые участки для захоронений горожан. На 1967 год действующими кладбищами считались Северное (бывшее Успенское), Жертв 9 января (бывшее Преображенское), Киновиевское (основанное в пригороде до революции) и Лахтинское на северо-западе Ленинграда. К полузакрытым кладбищам относились Еврейское, Ново-Волковское, Пороховское, Красненькое, Серафимовское, Большеохтинское, Богословское и Шуваловское, а также Казанское кладбище в Пушкине и кладбище в Старо-Паново. Закрытыми, то есть теми, где не допускались погребения, считались Волковские православное и лютеранское, Громовское, Малоохтинское старообрядческое, Никольское, Новодевичье, Пискаревское мемориальное, Смоленские православное, лютеранское и армянское, а также кладбище Остров Декабристов.

В генеральном плане Ленинграда была предусмотрена постепенная реконструкция закрытых кладбищ «…ввиду истечения необходимого 25-летнего срока для их ликвидации… в зеленые насаждения общего пользования (парки, сады, скверы)»[186]. Также планировалась «…организация нового Южного кладбища… расположенного юго-западнее Пулковских высот. <…> [и] …Северо-восточного кладбища на территории… поселка Ковалево… <…> Кроме того, в соответствии с генеральным планом развития г. Ленинграда, предусматривается строительство… крематория с колумбарием[187]», то есть, кроме открытия новых кладбищ, власти города в очередной раз решили построить крематорий. Кладбища в близлежащих к Ленинграду небольших городах (Петродворце, Пушкине, Колпине, Сестрорецке, Зеленогорске и др.) также предполагалось расширить или выделить новые участки. Любопытно, что идея превратить городские кладбища в парки не пропала со временем, а, напротив, еще больше усилилась.

Впрочем, как и сто лет назад, горожане не спрашивали разрешения для использования кладбищ так, как им было удобно. Для многих ленинградцев кладбища были излюбленными местами для прогулок, в том числе с детьми и домашними животными. Особенно актуально это было для жителей Васильевского острова, поскольку комплекс Смоленских кладбищ был крупнейшим зеленым массивом этого района. Православное кладбище, например, нередко использовалось для прогулок и даже катаний на лыжах.

Однако решение превратить кладбища в парки — впрочем, ничего нового — дало феноменальный сбой, вылившийся в огромный скандал. Все началось с решения Ленгорисполкома № 793 от 16 сентября 1968 года, где говорилось о создании мемориального кладбища на территории Новодевичьего монастыря. Казалось бы, печальный опыт создания музейных некрополей в лавре в 1930-е должен был показать всю несостоятельность этой идеи, однако работа пошла: специально созданные комиссии были направлены на закрытые кладбища Ленинграда: Волковские православное и лютеранское, Малоохтинское старообрядческое, Никольское, Новодевичье, Смоленские православное, лютеранское и армянское. Задачей комиссии было определить надгробия для переноса на Новодевичье кладбище, а остальные захоронения, за исключением памятников под охраной и посещаемых могил, предполагалось демонтировать с благоустройством территории для создания парков — все согласно генеральному плану Ленинграда 1966 года.

Вывоз разрушенных надгробных сооружений Новодевичьего кладбища, 1968.

ЦГАЛИ СПб, Ф. Р-229. Оп. 2. Д. 51. Л. 37

Комиссии работали в ударном темпе: осмотр всех восьми кладбищ был совершен за 11 (!) дней. Для каждого кладбища были составлены списки надгробий, состоящих под охраной государства, списки посещаемых могил (не подлежащих сносу), а также списки предполагаемых к переносу надгробий — на кладбищах их отмечали написанными краской буквами «НД» (Новодевичье). В списках давались краткие комментарии относительно личности погребенного или внешнего вида памятника. В этих списках было много ошибок, как в статусе памятников, так и в фамилиях погребенных, что неудивительно, учитывая сроки выполнения работ и период их выполнения — декабрь, один из самых неудобных месяцев для полевых работ. Однако эти ошибки не помешали предложить к переносу 50 надгробий со Смоленского православного кладбища, 11 — с армяно-грегорианского, 66 — со Смоленского лютеранского, 28 — с Волковского православного, 51 — с Волковского лютеранского, 5 — с Никольского и столько же с Малоохтинского, всего 216 надгробий[188]. Многие из этих надгробий были многосоставными, и можно только гадать, как именно их бы перевозили и сколько бы средств на это потратили. Еще интересно отметить, что с лютеранских кладбищ предполагали перевезти больше надгробий,