Читать книгу - "Собрание сочинений. Том II. Стихотворения, напечатанные в периодике и найденные в архивах; заметки, статьи - Павел Николаевич Шубин"

бойцов одной заставы

Две дороги сходятся в одну.

Возвращение

(пять стихотворений)

1. Родной берег

Река торопливая, тальник,

Деревья и луг заливной, —

Вечерняя дума о дальних

Дорогах, изведанных мной.

И чем этот берег дороже

Другого, – едва ли пойму.

Он детством хозяйничал.

Кто же,

Старея, прощает ему

Те ранние наши печали,

Те странствия наши в тоске,

Те скорби, тот крохотный ялик,

Забытый на мокром песке?

Не скоро, наверно, устану

Вот так вспоминать у реки

Белёсый простор Казахстана

И мглу Уссурийской тайги, —

Те дали, где шёл я, ведомый

Такой перекатной весной,

Которая засветло к дому

Приводит на берег родной.

2. Возвращение

Как злобно разорван на клочья

Мой самый излюбленный сон!

Стучаться? Но дом заколочен,

Колодец плетнём обнесён.

Не ждали, не ждали здесь гостя —

Кто выплачет горе моё?

Ворона кричит на погосте —

Идти ли на голос её?

Кто даст мне, усталому, силы

Быть сыном и в горе таком —

Упасть на родную могилу

Осенним древесным листком?

3. Гончариха

Тяжёлыми волнами хвои

Окатит меня с головы

Угрюмое братство лесное —

Злопамятный ельник…

Увы,

Лесной тишины не нарушу

Раскаяньем – не закричу;

Дремучую ельника душу,

В себе ощутив, промолчу, —

О том, что и в годы скитаний,

На самом жестоком пути

Ни разу моими устами

Не сказано слово «Прости».

Но если заросшие тропки

Дадут мне понять до конца —

Каким я нездешним и робким

Здесь рос, – позабуду юнца.

И если деревья вплотную

Обступят и спросят меня:

На что я прохладу лесную,

Грибные места променял? —

Забуду влюблённого парня,

Писавшего скорби слова

Осколком разбитой гончарни

На влажных смолистых стволах.

4. Валентина

Так мало для этого надо:

Столкнуться на узкой тропе,

Коснуться устами и на два

Шага́ отступить, оробев;

Склониться пред гордой и строгой,

Увериться вдруг навсегда,

Что если бы не было Бога,

Она не пришла бы сюда…

Она завладела моими

Надеждами. Я не роптал.

Я дал ей певучее имя,

И всё, чем богат был, – отдал;

Кувшинки в лазоревом плёсе,

Беспечность, веснушки лица,

И пару испытанных вёсел,

И громкую славу гребца.

И, отдав ей всё до последней

Кровинки, – я верить не мог,

Что лучшие годы бесследно

Уходят: что я одинок.

Пожалуй, изведав полсвета,

Я смог бы недуг превозмочь,

Но замужем девушка эта,

У ней пятилетняя дочь.

И нет оправданья скитаньям…

Та встреча на узкой тропе

Была бы любовным свиданьем. —

Зачем я тогда оробел?..

5. Нежданово

Немногих, поверивших слепо

Дорожным о Родине снам,

Колодцам под ивами – слева,

Бревенчатым – справа – домам, —

Нежданово, странное слово,

Волнует, как матери зов,

Как детская, в чаще еловой

Охота на белок и сов.

А мне это слово преданьем

Открылось и властно влечёт

К раздумью о смутном, о давнем —

Забытом не всеми ещё…

Когда-то проезжий кабатчик

Помещичью карту убил.

На месте нежданной удачи

Он выигрыш свой поселил —

Оброчных двоих, безлошадных,

Кряжистых сынов бунтаря,

Всю жизнь голодавших, но жадно

Молившихся век за царя…

Давно это было, пожалуй,

Теперь и не вспомнят о том:

Игнатовы – дом обветшалый,

Федотовы – рухнувший дом.

Непечатное

А. Гитовичу

От чего б ни ждал конца:

От железа ль, от свинца —

Пред собой и перед Вами

Был я честен до конца.

Не богата, не шумна —

Мне такая жизнь дана.

Пусть негромкими стихами

Выплеснул её до дна.

Не рассудка дар скупой,

Не разгульных чувств запой —

Каждый стих – судьбы веленье,

Плод случайности слепой.

И остались в тех стихах

Жившие в моих глазах

Перед жизнью – удивленье,

Перед смертью – детский страх.

Ночь, 4 февраля 1940

Жители нашего дома

I

Их было четверо – лохматых,

Шерстинки тоньше паутин.

Три разноцветных, полосатых,

И чистый дымчатый один.

Сначала как морские свинки —

Ушей не видно,

Шерсть редка —

Они барахтались в корзинке,

Борясь за место у соска.

Им день и ночь работой было

Найти сосок, губами мять.

И кошка-мать про сон забыла,

Как всякая,

Любая мать.

Но стало тесно жить в корзинке:

Силёнка есть, а ходу нет.

Один храбрец

Другим на спинки

Залез

И выглянул на свет.

И весь застыл,

Крутя усами,

Расширив радостно зрачки,

И над монгольскими глазами

Торчали белые пучки.

Наверное, думал он:

               – Дерзну!

Собрал силёнки, сжался – ну! —

По прутьям быстро зацарапал

И с писком вывалился на пол.

На куцых ножках,

Шарик тела