Читать книгу - "Восприятие мира у детей - Жан Пиаже"

и все дети на этой стадии, точно знает, что он один может видеть свой сон: ни мы, ни кто-либо еще не увидели бы сон с чертом в комнате Фава. Но что сон – внутри, этого Фав не понимает: «Где сон в то время, как он нам снится? – Перед глазами. – Где? – Когда мы в постели, он перед глазами. – А где, совсем рядом? – Нет, в комнате». Мы показываем Фаву его рисунок, часть II. «Что это? – Это я». «А где ты более настоящий – здесь [I] или здесь [II]? – Во сне [показывает II]. – Это что-то значит [II]? – Да, это я. Там просто остались мои глаза [показывает I], чтобы смотреть [!]. – Как это – твои глаза остались там? – Я был весь целый, и глаза тоже. – А другая часть? – И там тоже я был [в постели]. – Как это так? – Меня было два? Я был в постели и все время смотрел. – С открытыми глазами или с закрытыми? – С закрытыми, потому что это было во сне». И тут же Фав, кажется, понимает, что сон – внутри: «Когда мы видим сон, это сон внутри нас или мы во сне? – Сон внутри нас, ведь это мы видим сон. – Он в голове или снаружи? – В голове. – То, что ты видел, было в голове или снаружи? – В голове. – Ты только что сказал, что это было снаружи, что это значит? – Сон был не в глазах. – А где сон? – Перед глазами. – Перед глазами взаправду что-то есть? – Да. – Что? – Сон». То есть Фав знает, что в сновидении есть что-то внутреннее, знает, что внешняя видимость сна – это иллюзия («сон был не в глазах»), и все же допускает, что для того чтобы возникла иллюзия, надо, чтобы перед нами «взаправду» что-то было: «Ты там [II] взаправду был? – Да, я два раза был по правде (I и II). – А если бы я там был, я бы тебя увидел [II]? – Нет. – Что значит „я два раза был по правде“? – Потому что, когда я лежал в постели, я был там взаправду; а когда я был во сне, я был с чертом, тоже по правде».

Из этих ответов можно сделать следующие выводы. Фав не может различить, действительно ли сон – внешнее явление или это только видимость. Он признает, что в голове что-то есть, «ведь это мы видим сон». Это значительный прогресс по сравнению с первой стадией. Он даже согласен с тем, что сон снаружи – это иллюзия: «Сон был не в глазах», то есть, когда снится сон, мы видим что-то внешнее, а не внутреннее. Но для Фава эта иллюзия возникает совершенно не потому, что мы заблуждаемся или нам мерещится нечто, существующее лишь у нас внутри. Для Фава иллюзия возникает потому, что нас вводят в заблуждение материальные образы, объективно существующие перед нами, которые мы принимаем не за изображения, а за людей. Но Фав не отрицает существование этих внешних образов. Мы, взрослые, называем это ложным восприятием: Фав говорит, что мы правильно воспринимаем нечто обманчивое. То есть сновидение для Фава – это как бы нематериальная проекция: как тень или образ в зеркале. Без этого невозможно понять спонтанное утверждение: «там просто остались мои глаза [I], чтобы смотреть». Одним словом, кажется, что Фав колеблется между противоречивыми утверждениями, но для него они, возможно, таковыми не являются; чтобы объяснить парадокс его высказываний, достаточно вспомнить, что Фав представляет себе мысль как что-то материальное: с одной стороны, мы проецируем вовне что-то из нашей головы, а с другой – то, что мы проецируем, материально существует в комнате.

Эти факты позволяют нам лучше понять партиципации между образами, которые снятся, и людьми, которых они представляют, – примеры подобных партиципаций мы встречали на первой стадии. Так, Фав, кажется, считает, что в образе II есть что-то от него самого. Это объясняет, почему Фав утверждает, что в постели «просто остались» его глаза (ср. слова Дана в § 1: «но сам я был не там»; ср. также слова Метра в том же § 1: «это я во сне, не сон у меня в голове»). Очевидно, что эти высказывания Фава – просто неловкость выражения, и Фав не считает, что от него отделяется «двойник» – этнографы любят приписывать подобные идеи представителям примитивных сообществ (вот только рассуждают ли примитивные люди как Фав или как этнографы?). Но отчего происходит эта неловкость? Именно оттого, что образ II мыслится как внешний по отношению к сюжету I. Партиципация между частями I и II – следствие реализма, присущего Фаву. Для нас сам человек и его образ не связаны никакой партиципацией, потому что образ – не что иное, как внутренняя репрезентация, но для «реалистского» сознания, которое помещает образ в комнате, этот образ должен сохранить в себе что-то от человека. В точности то же мы наблюдали в отношении названий, связанных с называемыми вещами до тех пор, пока эти названия не воспринимаются как внутренние мысленные объекты.

Чтобы показать, что эти интерпретации не домысел, рассмотрим примеры попроще, чем случаи Ши и Фава, но не менее очевидные в этом главном пункте о внешнем характере сновидения:

Мос (11;6) говорит, что сон – «это что-то, о чем думаешь, когда спишь, и потом видишь. – Откуда это берется? – Это что-то, о чем думал днем. – Где находится сон? – Перед нами. – Можно на него посмотреть? – Ну нет! – Почему? – Это нельзя увидеть [это утверждение весьма убедительно показывает: Мос говорит не об образах, которые, как кажется, видишь снаружи, но о чем-то невидимом, что проецируется мыслью и создает изображения вне нас]. – Сон перед глазами? – Нет. – А где? – Чуть дальше от нас. – Это где? – Это что-то, что проходит и что нельзя увидеть».

Мит (7 ½): «Ты знаешь, что значит видеть сны? – Да. – А чем мы видим сны? – Глазами. – Откуда берется сон? – Из сердца. – А где сон в то время, когда он нам снится? – Во сне, в нашем сознании. – Он взаправду там? – Нет. – А где он? – Снаружи. – Это где? – В комнате».

Кард (9 ½): Сон – «это когда думаешь, что дом горит, когда думаешь, что мы сгорим. – Сон настоящий? – Нет, потому что спишь. – А что это? – Огонь. Это когда о чем-нибудь думаешь». «Откуда берется сон? – Из головы. – Чем мы видим сны? – Это когда думаешь. – Чем? – Умом. – А где сон? – В постели». «Он в нас или перед нами? –