Читать книгу - "Польша или Русь? Литва в составе Российской империи - Дарюс Сталюнас"

отсутствия в нем национального сознания она могла воспламенять литвинов польскими идеями, вооружать их за польское дело». Чтобы такая ситуация не имела продолжения, необходимо в начальной школе учить детей литовскому языку, преподавать литовский язык как предмет в средней школе, основать кафедры литовского языка в университетах. Кроме того, А. Ф. Гильфердинг поддерживал идею о том, что «языком первоначального преподавания должен быть непременно язык литовский, а русский язык – одним из предметов, которому должно учить мальчиков»[474]. Он также последовательно объяснял, что начальное образование литовцы должны получать обязательно на литовском языке, а начальное образование на русском языке для них невозможно.

Правда, программа А. Ф. Гильфердинга неоднозначна. Он горячо призывал следовать примеру немцев и исследовать литовцев и в то же время писал о литовцах в Пруссии: «Литовский элемент находится уже в состоянии вымирающей народности: литвины выучиваются немецкому языку и, мало-помалу забывая свой, сливаются с немцами»[475]. Следовательно, между строк можно прочесть такую мысль: давайте заниматься литовской проблемой, исследовать ее, реализовывать предложенную программу, и мы достигнем тех же результатов, что и Пруссия. То есть программа известного славянофила, влияние которого на различные проекты 1862–1863 годов, основанные на принципе «разделяй и властвуй», рассмотренные в предыдущей главе, была достаточно двусмысленной: с одной стороны, она была направлена на защиту литовцев от польского влияния и на воспитание национального (исключительно этнокультурного, но не политического) самосознания, но, с другой стороны, предполагалось, что если имперские власти будут проводить такую политику, то в обозримом будущем они достигнут если не ассимиляции (переводя на язык современных научных терминов), то во всяком случае аккультурации литовского населения.

Отголосками такой политики в отношении литовцев мы можем считать и обсуждение сути и возможных средств кириллизации после восстания 1863–1864 годов. Начать можно с деклараций российских чиновников, имея при этом в виду, что полностью доверять как официальным, так и непубличным декларациям мы не можем. К. П. Кауфман, обосновывая необходимость запрета использования латинской графики в литовской письменности, указывал следующие цели: «Избавить народные массы от полонизации, образовать их, сделать вполне грамотными, научить писать на племенных наречиях и на русском языке ‹…›»[476] (эта мысль повторяется и в упоминавшемся циркуляре министра внутренних дел П. А. Валуева, узаконившем меры К. П. Кауфмана, направленные на введение кириллицы). Таким образом, введение кириллицы в литовскую письменность было призвано не только облегчить усвоение русского языка, но и научить местных жителей писать на их «наречиях».

Часть сторонников введения кириллицы не допускали и мысли о том, что эта мера убивает литовский язык. Так, цензор литовских книг Антон Петкевич (Antanas Petkevičius), в прошлом католический священник, в 1844 году перешедший в православие и принявший священнический сан, считал, что введение кириллицы будет способствовать созданию литературного литовского языка[477]. То есть кириллизация должна была привести и к стандартизации языка.

Не только А. Ф. Гильфердинг, но и некоторые его последователи придерживались мнения, что литовский язык и при публикации литовской литературы кириллицей может преподаваться в учебных заведениях. Так, С. Микуцкий в конце 1868 года предлагал ввести преподавание литовского языка в средних учебных заведениях Ковенской губернии и в Литовской православной духовной семинарии в Вильне[478]. Очевидно, он считал, что кириллическая графика не будет препятствовать распространению знания литовского языка. Реакция архиепископа литовской православной церкви Макария (Булгакова) на эти предложения подтверждает версию о том, что, согласно господствующей в то время в русском дискурсе идее, литовская письменность могла благополучно развиваться и в кириллической графике. Макарий выражал удивление и задавался вопросом, почему русские должны заботиться о сохранении и совершенствовании литовского языка и вместе с тем и о сохранении национальной индивидуальности литовцев[479]. С. Микуцкий предлагал подобную институционализацию и для латышского языка в учебных заведениях Латгалии, которая в то время входила в состав Витебской губернии: на латышском языке должно вестись обучение в начальных школах, в гимназиях и в уездных школах латышский язык должен преподаваться как отдельный предмет; однако в то же время он предлагал и переводить православные книги на латышский язык и печатать переводы на кириллице, с тем чтобы латыши приняли православие. С другой стороны, С. Микуцкий предлагал руководству Виленского учебного округа свои услуги как переводчика православной религиозной литературы на литовский язык (в кириллической графике) и составителя литовско-русского и русско-литовского словарей, чтобы православные священники могли успешно работать в местах с литовским населением, то есть обращать литовцев в православие[480].

Высказывания о кириллизации литовской письменности таких лиц, как С. Микуцкий и А. Петкевич, также следует оценивать с осторожностью. Являясь всего лишь проводниками различных мер национальной политики, они, похоже, приспосабливались к ситуации и нередко, особенно С. Микуцкий, искали элементарной материальной выгоды для себя, поскольку жили достаточно скромно. Так, и предложения о кириллизации латышской письменности, по сути, повторяли положения статьи А. Ф. Гильфердинга о политике в отношении литовцев. В этом случае их размышления о введении кириллической графики в литовскую письменность важны не столько как результат их самостоятельного мышления, сколько как доказательство того, что кириллизация литовской письменности, идеологом которой был А. Ф. Гильфердинг, могла пониматься его современниками и как ограждение литовцев от польского влияния.

Такая интерпретация смены графики могла быть привлекательна и для образованных литовцев. Идея о том, что литовцам следует заменить латинскую графику кириллицей, появилась в среде литовской интеллигенции еще до восстания 1863–1864 годов. Андрюс Угянскис (Andrius Ugianskis), первым в 1859 году выдвинувший идею кириллизации, работал в Казани, где именно в 1850-х годах начал свою деятельность выдающийся ученый, новатор системы просвещения Николай Иванович Ильминский. Стремясь предотвратить возвращение в ислам часто лишь номинально перешедших в православие местных жителей – не только татар, но и более малочисленные группы финно-угров и тюрков – и оградить эти этнические группы от влияния самой сильной в регионе татарской культуры, он инициировал создание для местных языков письменности на основе кириллической графики. Набор букв был модифицирован с целью более адекватной передачи некоторых звуков. Усилия Н. И. Ильминского по сохранению местных языков обусловливались как миссионерским порывом, так и пониманием самостоятельной ценности этих языков. Понимая значение местных кадров, он учреждал специальные школы, готовившие будущих учителей и священников, которые позже должны были продолжить просветительскую деятельность Н. И. Ильминского и его соратников. Несмотря на то что Н. И. Ильминский и его коллеги иногда называли проводимую ими политику «обрусением», в действительности в их понимании ассимиляция этих народов была лишь очень далекой перспективой. Для Н. И. Ильминского и его соратников эти этнокультуры представляли собой несомненную ценность[481]. Целью создаваемой системы было пусть на время, но защитить