Читать книгу - "Польша или Русь? Литва в составе Российской империи - Дарюс Сталюнас"

(в типографиях не осталось польских шрифтов), однако указание использовать кириллицу при передаче текстов на польском языке в Царстве Польском, казалось бы, имплицировало применение этих методов культурной инженерии и в Северо-Западном крае. Но, как мы увидим, делать такой вывод несколько преждевременно.

Введение кириллицы в польскую письменность в 1860-х годах не было первым экспериментом такого рода – аналогичные попытки делались уже несколькими десятилетиями ранее. По указанию императора Николая I этот вопрос в 1844 и 1852 годах рассматривался двумя комитетами. Исследование Бориса Андреевича Успенского показывает, что у участников обсуждения вопросов, касавшихся введения кириллицы, не было единого мнения об адресате реформируемого польского письма. Министр народного просвещения Платон Александрович Ширинский-Шихматов (1849–1853) считал, что использование кириллицы при передаче польских текстов окажется полезно русским, которым так будет проще знакомиться с польской литературой. Николай I надеялся, что новые книги заменят привычные для поляков буквари в традиционной польской графике. Следует отметить, что для поведения имперских властей в это время характерна осторожность: так, издание хрестоматии по польской литературе власти старались представить как частную инициативу и скрыть свою роль[451]. И осторожность, и отсутствие четкой формулировки целей, и признание влиятельными чиновниками, в том числе и министром народного просвещения С. С. Уваровым, невозможности применения кириллицы к польскому языку свидетельствует об экспериментальном характере этой инновации, не выдвигавшей каких-либо четко поставленных целей аккультурации, не говоря уже об ассимиляции.

Об идее использования кириллической графики при передаче текстов на польском языке вспомнили в 1860-х годах, и в этот раз она уже четко связывается с конкретным идеологом – А. Ф. Гильфердингом. Ученый считал, что Российская империя не может отказаться от Царства Польского уже потому, что поляки претендуют на Северо-Западный край. Другими словами, даже если удастся совладать с мятежной Польшей, польская проблема в Российской империи останется. А. Ф. Гильфердинг, по сути, предлагал придерживаться все того же принципа «разделяй и властвуй», заявленного им в поданных перед восстанием высочайшим властям предложениях[452]. Не случайно члены Учредительного комитета в Царстве Польском, отвечавшие за национальную политику на этой окраине империи, называли проводимую ими политику окончательным разделом Царства Польского[453]. Только в этот раз граница должна была быть проведена на основе не этнического, но прежде всего социального принципа. Предполагалось «защищать» польское крестьянство, сохранившее аутентичную славянскую культуру, от пагубного влияния пропитанной тлетворным влиянием Запада шляхетской традиции[454]. Идею внутреннего раскола польского общества адепты «русского дела» формулировали еще более радикально, подчеркивая этнографические различия регионов. Другими словами, навязывалась мысль об отсутствии единого польского народа, который представлялся как отличные друг от друга этнографические группы[455]. Еще одним способом отрицания польской культурной самостоятельности было постоянное акцентирование близости польской культуры к русской[456].

Педалирование идеи о внутренней фрагментации поляков позволило славянофилам, прежде всего А. Ф. Гильфердингу, выступать с радикальными предложениями в области культурной инженерии. Одной из важнейших мер, призванных трансформировать политический польский народ в чисто этнографический, если считать, что поляков от русских отличают лишь определенные нюансы этнографического характера, но ни в коем случае не цивилизационные, исторические или политические различия, было введение кириллицы. У этой идеи было и историческое обоснование. А. Ф. Гильфердинг, как и некоторые другие русские славянофилы того времени, утверждал, что все славяне сначала исповедовали православие и пользовались кириллицей. Неудивительно, что А. Ф. Гильфердинг разработал общую для всех славян азбуку, которая должна была стать важнейшим инструментом распространения панславянского влияния[457].

В Варшаве был человек, разделявший взгляды А. Ф. Гильфердинга, – Станислав Микуцкий (Stanislovas Mikuckis)[458], который утверждал, что славяне должны создать один народ и пользоваться одним языком. Духовное и литературное сближение и единение славян, согласно С. Микуцкому, должно было начаться с азбуки. Все славяне должны пользоваться одной азбукой и одной орфографической системой, основанной на истории славянских языков и на этимологии. Если у славян будет одна азбука и одна орфография, то лучшие произведения на польском, чешском, сербохорватском языках станут частью общего славянского достояния[459]. Для того чтобы создание и функционирование такой азбуки стало реальным, С. Микуцкий, как и некоторые другие славянофилы, демонстративно стремился принизить статус польского языка, что помогало с большей легкостью обосновать предложение о введении общей азбуки и создании в будущем стандартизированного общеславянского языка.

Эта радикальная культурная инженерия, направленная против имеющей глубокие письменные традиции Польши, не была лишь теоретическими размышлениями, представленными в периодической печати или в переписке несколькими учеными или претендующими на ученость лицами. После 1863 года по инициативе А. Ф. Гильфердинга и С. Микуцкого в Царстве Польском печатались кириллицей книги, предназначенные для народных школ[460]. Некоторые из них, например «Элементаъ для дзеци вейскихъ», выдержали несколько изданий. Этими учебниками, как было установлено польским исследователем Марией Стрыхарской-Бржезиной, пользовались в начальных школах Царства Польского как минимум до 1869/70 учебного года, пока в школах преобладало обучение на польском языке, а на русском преподавались только факультативы. Однако последовательное насаждение министром народного просвещения Дмитрием Андреевичем Толстым русского языка в Царстве Польском в школах всех уровней привело и к изменению программы начальных школ. С 1872/73 учебного года в начальных школах начинает доминировать русский язык, при этом польский как предмет преподается и дальше. Программы обучения меняются, начинается издание новых учебников. В 1876 году вышел двуязычный русско-польский словарь, в котором польский текст был транслитерирован кириллицей[461].

Инициаторы введения кириллицы в издания на польском языке стремились расширить рамки эксперимента. Руководитель гражданской администрации Царства Польского Н. А. Милютин, скорее всего вдохновленный А. Ф. Гильфердингом, заботился о распространении вышеупомянутого учебника и в Виленском учебном округе. Но, очевидно, власти Виленского учебного округа не слишком положительно относились к этой идее. Несмотря на то что виленский генерал-губернатор К. П. Кауфман отмечал, что в некоторых областях Гродненской губернии живут поляки[462], то есть теоретически там имелась возможность использовать новые учебники, следов их распространения обнаружить не удалось. Поскольку надо было защищать белорусов и литовцев от «полонизации», до них ни в коем случае не должны были доходить учебники на польском языке, в том числе и в кириллической графике[463]. Другими словами, бóльшими «русификаторами» Виленского учебного округа были не те, кто предлагал распространять напечатанные кириллицей польские книги, а те, кто оппонировал этому предложению.

* * *

Таким образом, решение «польского вопроса» в Северо-Западном крае – это не «обрусение» поляков. У большинства влиятельных высокопоставленных чиновников не было иллюзий о возможности превращения поляков в обозримом будущем в лояльных подданных Российской империи, что вело в том числе и к достаточно высокому порогу «отторженной ассимиляции»: русское