Читать книгу - "Волки Второй мировой войны. Воспоминания солдата фольксштурма о Восточном фронте и плене. 1945 - Ханс Тиль"

Охрана следовала с нами двое суток, после чего ее сменили. Каждый день наша группа росла, но по мере такого роста наши пайки становились меньше. Голод и жажда мучили нас гораздо больше, чем конвоиры, которые превратились в настоящих демонов, требуя от нас непомерных физических нагрузок. Обычно нам приходилось преодолевать в день по 30–40 километров, не получая при этом ни глотка воды и ни куска пищи. Вокруг нас тесно сгрудились конные конвоиры. Сами они получали еду с запряженной лошадьми повозки, которая следовала за нами. Кроме того, их щедро снабжали спиртным и меняли через каждые несколько часов.

Конвоиры несли на коротких ремнях ручные пулеметы, а в зубах постоянно были зажаты папиросы.

Бесконечно следовали подгонявшие нас команды «давай» («вперед» или «быстрее»).

Мы шли в ускоренном темпе по замусоренным улицам, а когда навстречу появлялась какая-нибудь машина, сходили с дороги на обочину, двигаясь прямо по придорожным канавам, по мертвым телам людей всех возрастов и полов, по грязной жиже, по лужам крови, переступая через мертвых животных, разбитый транспорт, порванные перины, взломанные ящики, коробки, чемоданы, сумки, мимо брошенных или сожженных машин, принадлежавших вермахту, разбросанных вокруг буханок хлеба, консервных банок, оружия. И повсюду мертвые, опять мертвые. И всегда все та же команда «давай»!

У охраны было полно боеприпасов. Тот, кто переступал невидимую черту, тут же слышал рядом со своими ушами свист пуль. «Давай!» А если кто-то в колонне падал от усталости или от того, что был ранен, тем самым давая нам небольшую паузу в движении, после этого обязательно следовал ускоренный марш, от которого легкие просто разрывались. Вокруг голов отставших свистели пули, но это было бессмысленно. Раны некоторых были настолько серьезными, что они просто не могли дальше идти, и тогда их приканчивали короткой очередью.

«Давай!» Ты доходил до последнего предела сил, и это случалось как раз к наступлению темноты. Но ты никогда не мог быть уверенным, что ночью сможешь полежать и отдохнуть, что тебе не придется, стиснув зубы, брести дальше. Там, где это было возможно, мы старались добывать себе что-нибудь из съестного, которое было разбросано повсюду, даже если эти продукты были испорченными. Пара сырых картофелин или немного кормовой свеклы – мы ничего не оставляли лежать на земле, даже если испытывали сильную жажду, – конечно, если находили это и имели возможность подобрать.

Грузовые машины, которые шли навстречу или, наоборот, обгоняли нас, были полны пьяными военными всех званий, и все они могли сделать с нами то, что захотят. Мы были счастливы, если все ограничивалось ставшими привычными приветственными выкриками «Гиит-лерр капуут!». Но случалось, от охваченных эйфорией победителей в качестве угощения следовал щелчок пистолетного выстрела.

Прежде чем ночью отправиться спать, каждый из нас подвергался тщательному обыску на предмет наличия часов, колец или других ценностей.

– У тебя есть кольцо? Есть часы?

Это выражение стало таким же привычным, превратившись в обязательную часть разговора, как и сам процесс обыска. Мы называли эту процедуру «стрижкой».

Довольно часто к нам подходили молодые евреи, которые в очень деловой манере предлагали за часы и кольца хлеб или ветчину. Случалось, что то здесь, то там кому-то, несмотря на тщательный осмотр, все же удавалось утаить кольцо или наручные часы, и тогда лишающий всех остальных чувств голод заставлял извлечь на свет эти последние оставшиеся у тебя вещи.

Естественно, что эти люди получали в качестве оплаты лишь пинок или затрещину, после чего их обыскивали еще более тщательно.

Однажды в довольно крупном, жестоко выжженном городе мы пытались найти себе жилье, хотя бы временное, так как были просто не в состоянии дальше идти, а сопровождавшие нас на том этапе конвоиры были то ли более человечными, то ли более ленивыми, чем другие. Вскоре был найден пустой сарай. После очередной процедуры обыска мы вошли внутрь. Все были настолько измотаны, что каждый сразу же на месте рухнул на пол. Затем последовал сигнал получать еду – это значило на самом деле, что еду нам придется готовить себе самим. Мы отобрали нескольких человек, которые умели готовить, еще нескольких, которые могли забивать скот, и еще нескольких, которые умели доить. Последняя задача досталась мне и еще паре человек. Нас повели через город к другой ферме.

По дороге повсюду царила веселая суматоха, звучали громкие крики и музыка, как на ярмарке. Помимо беженцев (которые собрались вместе), в городе, по-видимому, оставалась и какая-то часть местного населения. И здесь правил бал дьявол в человеческом обличье.

Куда ни бросишь взгляд – повсюду тела, но все женщины как будто впали в состояние летаргии или полного равнодушия, чтобы не иметь возможности полностью осознать или понять весь ужас происходившего. «Давай!» Мы были не одни, и нас отправили не для того, чтобы мы предавались рефлексии. Мы нашли небольшое стадо коров, за которыми присматривали несколько крестьян, глаза которых расширились, когда они узнали в нас немецких солдат. Нам не понадобилось доить самим. Нам просто вручили несколько ведер все еще теплого молока из тех запасов, что предназначались для русских, а также втайне от конвоиров дали хлеба, колбасы и сигарет.

Нам нужно было выждать время, которое мы якобы были заняты дойкой коров. Мы жадно поглощали хлеб и колбасу, а фермеры в это время рассказывали о событиях последних недель, того ада, который они, их жены и дети успели пережить.

Мы вернулись с молоком к медным котлам с их кипящим содержимым. Вместе с молоком было получено и свежее мясо недавно забитых (застреленных) свиней и молодых коров. Этого количества хватило бы на то, чтобы прокормить всех нас в течение нескольких недель. В большом количестве был приготовлен картофель, куда наши добрые хозяева лично добавили соли и патоки. Процесс приготовления занял немного времени, и вскоре все это можно было съесть, но получившееся странное густое варево не могло не привести в расстройство даже самый здоровый желудок. Результат не заставил себя ждать – тяжелейшее расстройство и ужасная жажда, а воды не было совсем, так как повсюду валялись трупы убитых животных. Мы собирали остатки снега, и это окончательно доконало наши желудки.

Учитывая то, что я постоянно мучился поносом, следующий этап стал одним из самых трудных на моей памяти. Наша колонна пленных солдат с каждым днем становилась все меньше. Мы могли только догадываться, что стало с нашими товарищами, которые совершенно обессилели и потому выбыли из наших рядов во время марша и которых мы