Читать книгу - "Пирр, царь Эпира - Саркис Суренович Казаров"

Назревание конфликта между Римом и Тарентом, скрытое нашими источниками, произошло довольно быстро. К 282 г. до н. э. большинство греческих городов, находившихся в Южной Италии, оказалось под протекторатом Рима. Политика «мирной экспансии», успешно осуществлявшаяся Римом, медленно, но неуклонно давала свои плоды. Кольцо римских владений неумолимо сжималось вокруг Тарента. Жители города сначала с недоверием, а затем и с открытой ненавистью следили за распространением римского влияния, понимая, что рано или поздно наступит и их очередь. Политика аристократов вела город к установлению римского господства мирным путем, политика демократов — к открытому военному противостоянию с Римом, оставляя некоторую возможность отстоять свою независимость. Как справедливо отметил В. Хоффман, оба этих пути в итоге вели к концу политической независимости Тарента[269]. При этом мнение о том, что в основе конфликта лежали экономические интересы (Рим якобы стал «торговым конкурентом Тарента»), не подтверждается никакими источниками[270].

Конфликт с Римом рассматривался тарентинцами как столкновение греков если не с варварами, то с явно чуждым им народом. Показателен в этом отношении упрек, который тарентинцы бросили жителям Фурий по поводу их обращения не к своим соотечественникам, а к римлянам (Αpp. Samn., 7).

Потерпев неудачу в первой попытке подчинить Тарент мирным путем, римляне предприняли вторую. В город было направлено римское посольство во главе с Постумием, которое предъявило следующие требования:

1) выдача пленных;

2) вывод войск из союзных Риму Фурий;

3) возмещение или компенсация разграбленного имущества;

4) выдача виновных (Dion Hal. Ant. Rom., XIX, 5; Dio Cass., fr. 39, 6–9; App. Samn., 7; Zon., VIII, 2, 3; Liv. Per., 12; Val. Max., II, 2, 5; Flor., I, 13, 5; Eutrop., II, 11; Oros., IV, 1, 2; Polyb., I, 6, 5)[271].

Кажущаяся умеренность римских требований, как представляется, вполне объяснима. За этим скрывается попытка римлян оттянуть войну с Тарентом, что, как считает Р. фон Скала, объясняется трудным положением Рима в этот момент, сложившимся в связи с недавним окончанием войны с галлами и еще не завершившейся борьбой с этрусками[272].

Появившийся в театре Тарента перед народным собранием Постумий не был выслушан и подвергся оскорблениям. Античная историческая традиция передает гордый ответ римских послов своим обидчикам: «Этот позор вы смоете кровью» (Dion. Hal. Ant. Rom., XIX, 5; App. Samn., 7; Zon., VIII, 2). Достоверность подобных сообщений вызывает большие сомнения. К. Ю Белох считал сцену оскорбления римских послов маловероятной[273]. И. Г. Дройзен отдавал предпочтение «смягченной» версии Валерия Максима (Val. Max., II, 2, 5), несколько отличающейся от сообщений другихавторов[274]. Правдивость и объективность изображения в античной исторической традиции упомянутого события прямо зависит от вопроса о первоисточнике, который имеет явно проримские черты[275].

Все это, однако, отнюдь не исключает возможность отказа тарентинцев от требований римского посольства в оскорбительной форме. Принятие римских требований означало бы окончательное признание господства Рима в Южной Италии. Отказ от выполнения требований не оставлял римлянам иной альтернативы, кроме объявления войны. Обе стороны морально были готовы к ней. И она началась.

Глава IV. ВОЕННЫЕ КАМПАНИИ ПИРРА (280–272 гг. до н. э.)

Первая кампания в Италии

В жизни и деятельности Пирра его западная кампания занимает поистине выдающееся место. По словам Д. Эббота, автора одной из биографий Пирра, именно экспедиция на Запад «принесла ему великую славу»[276]. Еще более четко на этот счет высказался нидерландский историк А. Б. Недерлоф: едва ли бы стоило трудов заниматься жизнью Пирра, если бы в ней отсутствовал его западный поход[277]. Не случайно такие серьезные и авторитетные исследователи истории Пирра, как Г. Герцберг, Р. фон Скала, О. Гамбургер и др., ограничили свои монографии исключительно западной кампанией эпирского царя.

Вместе с тем, как справедливо заметил Д. Ненчи, образ Пирра долгое время рассматривался без какой-либо попытки пролить свет на его проекты, из которых можно было бы определить цели и задачи политики эпирского царя[278]. И действительно, вопрос о планах Пирра накануне его западной кампании имеет принципиальное значение, поскольку позволяет понять и объяснить всю логику последующих действий царя.

Античная историческая традиция (за небольшим исключением) изображает Пирра в качестве ненасытного кровавого завоевателя, одержимого исключительно идеей войн и сражений. Такой стереотип не мог не отразиться на современной историографии. Многие ученые приписывают Пирру стремление захватить Италию и Сицилию и основать «западно-греческую империю», основу которой составили бы Греция, Македония и Эпир. Особенно широкое распространение подобный взгляд получил в работах итальянских историков Г. Де Санктиса и М. Жакмо[279].

На чем же основаны подобные утверждения? Для доказательства этого исследователи обычно ссылаются на приведенную у Плутарха беседу Пирра с Кинеем, в которой царь описал свои поистине грандиозные планы относительно завоевания Италии, Сицилии, Северной Африки и Греции (Plut. Pyrrh., 14).

Каково же происхождение и историчность данного пассажа Плутарха? В его основе, как представляется, лежит труд Дионисия Галикарнасского, который был весьма склонен к изобретению подобных риторических построений (которых, кстати, мы встречаем у него множество). Плутарх активно использовал «Римские древности» Дионисия в качестве одного из источников при написании биографии Пирра[280].

Некоторые ученые пытались найти в сообщении о беседе Пирра и Кинея рациональное зерно, относя его происхождение к авторитетному Проксену, придворному историку Пирра[281]. Другие исследователи полностью отрицают достоверность этого сообщения, но и те, и другие сходятся в одном: в таком виде, в каком беседа царя и Кинея изображена у Плутарха, она ни в коей мере не может служить источником для определения планов Пирра. Нарисованный Плутархом план Пирра — завоевать Италию, затем Сицилию, после переправиться в Северную Африку и захватить Карфаген, затем уже вернуться на Балканы и покорить Грецию и Македонию, — как верно отметил А. Б. Недерлоф, больше похож на воздушный замок, который такой достаточно реалистичный полководец и политик, как Пирр, строить никак не мог[282].

Как же обстояло (или могло обстоять) дело в реальности? Несмотря на то что до своей экспедиции в Италию Пирр уже имел некоторые контакты с тарентинцами, их приглашение застало царя врасплох. Источники сообщают, что Пирр не сразу принял приглашение жителей Тарента, которые, однако, проявили исключительную настойчивость, направив к нему второе посольство, о чем недвусмысленно свидетельствует фраза Юстина: cum iterata Tarentinorum legatione… (Just., XVIII, 1, 1).

Что побудило эпирского царя сделать подобную паузу? Во-первых, к тому времени еще не завершилась борьба за македонский престол, и Пирр не мог отправляться в далекое и опасное мероприятие, не решив всех региональных проблем и не будучи уверенным в