Читать книгу - "Пирр, царь Эпира - Саркис Суренович Казаров"

гончарные изделия, ювелирные украшения из золота и серебра, которые распространялись и которым подражали по всей Италии. Более того, жители Тарента оказывали значительное культурное влияние, проистекавшее из высокоразвитого искусства и интеллектуальной деятельности пифагорейской школы, центром которой был этот город[230].

И хотя некоторые исследователи рисуют идеальную картину развития Тарента[231], таковой в начале III в. до н. э. она уже не была. Этой торговой республике все труднее было отражать натиск своих воинственных соседей, все чаще приходилось обращаться к услугам наемников. Более мелкие греческие города, такие как Неаполь, Регий, Фурии и Локры, не полагаясь на помощь Тарента или Сиракуз, все чаще обращали свой взор в сторону Рима. Последний, заключив союз с Неаполем в 327 г. до н. э., стал своего рода опекуном тех, кто в этом нуждался[232].

Одним из первых приглашенных греками Италии командиров наемников был спартанский царь Архидам III, который пал в битве с мессапиями в 338 г. до н. э. Через несколько лет его место занял молосский царь Александр I, добившийся определенных успехов, но затем рассорившийся с тарентинцами и погибший в стычке с луканами в 330 г. до н. э.[233] Во время II Самнитской войны римские войска вступили в Апулию, в которой Тарент имел определенный интерес, и основали там опорный пункт Люцерию. В 303 г. до н. э. луканы вновь возобновили свои атаки против греков, и тарентинцы пригласили на помощь спартанского полководца Клеонима. Он также достиг определенных успехов, заставив противника заключить мир. Однако последовавшая за этим ссора Клеонима с тарентинцами привела к его отстранению от командования и отбытию из Италии.

Первая информация о конфликте между Римом и греками относится к 327–326 гг. до н. э. (в контексте II Самнитской войны), хотя имеются свидетельства контактов Рима с югом Италии и в более ранние времена. Так, город Кумы направил зерно женщинам Рима в VI в. до н. э., а книги Сивиллы и культы Деметры-Цереры и Венеры Эрицинской были заимствованы римлянами именно у западных греков (Zοn., VII, 12; Dion. Hal. Ant. Rom., XII, 1, 9; Liv., VIII, 26, 6)[234].

Договор 327 г. до н. э. таил опасность для Тарента, ибо обеспечивал Риму предлог для прямого вмешательства в дела Южной Италии. По мнению К. Ломас, Тарент не имел четкой политики по отношению к Риму; тогда его больше заботило разъединение, а следовательно, ослабление соседних италийских племен. Именно в этом контексте стоит рассматривать попытку арбитража Тарента в споре между Римом и самнитами в 320 г. до н. э. (Liv., IX, 14, 1–9)[235]. В это время конфликтная зона все более приближалась к тарентинской территории, и Рим уже начал свою экспансию в Апулии (Liv., IX, 26, 3; Dion. Hal. Ant. Rom., XVII, 5, 2). Предложение тарентинцами арбитража было попыткой установить контроль над ситуацией. И несмотря на то что практика арбитража была обычным дипломатическим средством у греков, Рим ответил презрительным отказом на предложения тарентинцев, заявив, что последние не так сильны, чтобы диктовать свои условия.

Между Римом и Тарентом тогда уже было заключено соглашение, по которому римским кораблям запрещалось заплывать за Лацинийский мыс. К сожалению, об этом нам известно только из одного источника — труда Аппиана (App. Samn., 7, 1). Без сомнения, этот договор должен был содержать и другие условия[236]. Вопрос о времени его заключения остается открытым[237]: считается, что он был оформлен либо при участии Александра Молосского, либо в период успехов спартанца Клеонима[238]. Важность данного соглашения заключалась в том, что оно должно было четко разделить сферы влияния Рима и Тарента — двух главных сил Италии в тот период.

Временную передышку греческие города получили после высадки в Италии сиракузского тирана Агафокла, оказавшего помощь тарентинцам в борьбе с луканами. Его присутствие зафиксировано также в Апулии (Strab., VI, 3, 4; Diod., XXI, 3). Не исключено, что Агафокл тогда вошел в контакт с римлянами. Косвенным подтверждением для подобного предположения может служить тот факт, что историограф Агафокла Каллий (Dion. Hal. Ant. Rom., I, 72) в своих трудах касался истории Рима[239]. Подчинив бруттиев, сиракузский тиран расширил свои владения до Кротона. И хотя принято считать, что операции Агафокла в Южной Италии и Адриатике, приходящиеся на последние годы его правления, «были для него только временной точкой приложения сил»[240], смерть сиракузского тирана практически оставила Великую Грецию беззащитной.

В исторической науке существуют две противоположные точки зрения на внешнюю политику Тарента в рассматриваемый период. Согласно первой, Тарент пытался проводить политику экспансии по отношению к местным варварским племенам, в результате чего его столкновение с луканами и стало неизбежным[241]. Сторонники другой точки зрения обвиняют Тарент в излишней пассивности, которая якобы и привела к пагубным для города последствиям: во-первых, тарентинцы слабо поддерживали самнитов в их борьбе с Римом; во-вторых, «они допустили нападение луканов на греческий город Фурии, так что он, не поддерживаемый своими единоплеменниками, отдался под покровительство Рима»[242].

Как нам представляется, обе эти крайние точки зрения не учитывают способностей Тарента, внешняя политика которого в то время могла быть только оборонительной.

С другой стороны, в данный момент наблюдается активизация внешней политики Рима. Пока был жив Агафокл, римляне не могли быстро решить вопрос о порабощении греческих городов. Современные ученые единодушно указывают на те негативные последствия для западных греков, к которым привела смерть Агафокла. «С его смертью был устранен могущественный и влиятельный конкурент», — писал Р. Шуберт[243]. «Его (Агафокла. — С. К.) смерть и упадок власти Сиракуз являлись сильным ударом для италиков», — отмечал Р. Тэлберт[244]. Поставив под свой контроль мелкие приморские города (Локры, Фурии, Регий), римляне достигли преобладания на всем Апеннинском полуострове. Они утвердились как на побережье Адриатики, так и на берегу Тарентинского залива, угрожая независимости Тарента.

Решающие события развернулись в 282 г. до н. э., когда Фурии в очередной раз обратились к римлянам за помощью в борьбе против луканов. Эта просьба поставила римлян в трудное положение: луканы были союзниками Рима, в случае же отказа Фуриям в помощи Южная Италия могла оказаться вне сферы римского влияния[245]. После нескольких лет колебаний римляне все-таки решили откликнуться на призыв фурийцев. Консул Фабриций Лусцин был направлен в Фурии, и осаждавшие город отряды луканов были полностью разбиты (Val. Max., I, 8, 6). Чтобы более надежно защитить Фурии и удержать их под контролем римлян, Лусцин оставил здесь римский гарнизон.

Полный и решительный успех римлян произвел огромное впечатление на соседние греческие города[246]. Обратившиеся в том же году за помощью к