Читать книгу - "Высокоученый Куинь и другие забавные истории - Н. И. Никулин"

неказистый, а другой — с нижней улицы, из бедного дома, но красивый. Мать девушки говорит ей:

— Кто тебе нравится, дочка, за того я тебя и выдам.

— А мне они оба нравятся, — ответила девушка.

Удивилась мать и переспросила:

— А как же ты будешь жить-то?

— О, я все очень хорошо продумала. Днем, когда время обедать настанет, я стану заглядывать на верхнюю улицу, а ночевать буду ходить на нижнюю.

Искусный музыкант

Один парень, хотя играл на цитре очень скверно, считал, однако, себя искусным музыкантом. Однажды вышел он поиграть на цитре, только коснулся струн, слышит — соседка, молоденькая вдовушка, сразу заплакала, даже всхлипывать стала.

«Неужели это звуки моей цитры так потрясают ее душу?» — подумал парень. Перестал он играть — вдовушка перестала плакать. Теперь он знал, что его игра исторгает у милой соседки слезы. Чем громче он играл, тем безутешней она плакала. От тайной радости сердце нашего парня колотилось сильнее: вот каково мое искусство! С тех пор он поздними вечерами не упускал случая взяться за цитру. Как-то раз парень решил, что рыбка уже клюнула, и завел с соседкой разговор:

— Что за печаль наводит на вас моя цитра, отчего вы плачете, когда я играю? Если игра моя вас так тревожит, я, пожалуй, не буду больше играть.

— Вы говорите истинную правду. Каждый раз, когда вы беретесь за цитру, я вспоминаю о своем муже.

Обрадовался наш парень, у него, как говорится, в душе расцвели знамена.

— Видно, муж ваш отменно играл на цитре, — сказал он.

— Нет, — покачала головой соседка. — Он на цитре не играл. Мой муж хлопок теребил. Вы, сосед, из цитры такие же звуки извлекаете, какие издавала теребилка, которой по хлопку бьют. Оттого я о муже вспоминаю и горько плачу.

Терпеть, стиснув зубы

Случилось так, что в одном семействе сразу овдовели и свекровь и ее невестка.

— Горькая наша с тобой судьба[61], — сказала свекровь невестке. — Придется нам теперь стиснуть зубы и терпеть.

Но прошло немного времени, и свекровь завела себе любовника. Тут-то невестка и напомнила ей те самые слова.

— Это, детка, я на путь истинный тебя наставляла, — промолвила свекровь. — А у меня ведь и зубов-то нет.

Ловкий любовник

Ночью, едва муж вышел из дому, женщина тотчас позвала к себе соседа. Но случилось так, что муж почему-то вернулся. Любовнику пришлось спрятаться под кроватью, а женщина давай жаловаться мужу, что у нее живот болит.

— Помоги мне, муженек, во двор выйти, — говорит хитрая женщина. А потом добавляет громче, чтобы любовник слышал:

— Если не выйти, то конец и мне и тебе.

Вышли они во двор, тут же сосед из-под кровати вылез, стремглав выбежал во двор, да поскользнулся на мокром мху и шлепнулся. Муж услышал шум, оглянулся, а любовник сорвал горсть мха, подбегает, мужу протягивает:

— Прослышал я, у вас жена заболела, решил целебной травки принести.

Выпила жена настой из этой травы и, разумеется, тотчас выздоровела. А на следующий день муж купил отличную гроздь бананов, соседу подарил, чтобы отблагодарить его за помощь да за любезность.

Наказанные сластолюбцы

В давние времена жила одна молодая женщина. Замуж она вышла недавно, детей у нее не было, красою своей любого могла завлечь. Среди важных людей в деревне нашлось немало таких, которые досаждали ей, приставали — все любви ее домогались. Особо усердствовали настоятель храма Будды, староста деревни и учитель. Разобиделась на них молодая, рассказала однажды обо всем мужу и попросила его придумать, как проучить сластолюбцев. Муж рассердился на сластолюбцев, а придумать-то ничего не может. Жена задумалась — и тотчас в голову ей пришла одна хитрость. Наклонилась она к мужниному уху и шепотом ему о том поведала. Муж слушал, головой кивал, жену за ум хвалил. Как она придумала, так и решили все исполнить.

На следующий день только жена за порог, как в переулке ей навстречу попался настоятель. Заглянул он сюда, чтобы поощрить верующих к усердной молитве, а сам к молодой подступил, любезничает, речь завел совсем не о Будде. Молодая посмеивалась да подмигивала, под конец же сказала, что будет ждать его у себя дома, когда пробьют вторую стражу[62]. Настоятель возликовал и тут же согласился. Вскоре наша молодая повстречала старосту и учителя. Им она тоже наказала прийти к ней в дом, когда пробьют вторую стражу.

Едва ночь наступила, первым явился настоятель. Молодая радостно его встретила, в покои пригласила, только не успел он и слова сказать, как послышался стук в дверь. Заметался настоятель, не знает, где спрятаться. А женщина ему и говорит:

— Влезайте, преподобный, вон в ту большую корзину и сидите там спокойненько. Я корзину эту подвешу за веревку к притолке. Если кто спросит, что, мол, это такое, скажу — колокол.

Пришлось настоятелю храма влезть в корзину. А молодая открыла дверь и впустила старосту. Успел он ей только несколько слов сказать, как опять постучали. Перепугался староста. Женщина ему и говорит:

— Полезайте-ка, почтенный, под кровать и притворяйтесь собакой. А если кто-нибудь что и заподозрит, не стесняйтесь, тявкните раза два-три. И все будет хорошо.

Старосте ничего другого не оставалось, как залезть под кровать. Молодая же пошла отворить дверь учителю. Не успел учитель и рот открыть, как раздался громкий стук. Учитель от этого стука задрожал, будто лист на ветру. Женщина быстро спрятала его в сундуке среди вороха старого платья.

Вошел муж, видит — жена подмигнула, понял он, что сластолюбцы попались на приманку. Сначала заглянул под кровать. Староста залаял оттуда: «Тяв-тяв-тяв!»

— Откуда взялась эта собака? — грозно спросил муж.

— Я ее, муженек, только сегодня купила, — ответила жена.

— Собака эта дурная, — молвил муж. — На своих лает. Дай-ка мне палку потолще, я ее проучу.

Взял муж здоровую палку и давай охаживать старосту. Тот сначала еще тявкал по-собачьи, но потом не выдержал, перестал притворяться собакой, вылез, стал умолять, чтоб простили его.

Муж привязал его покрепче к столбу. А сам взглянул на притолку и спрашивает:

— Что это тут болтается?

— Да это, муженек, колокол, из храма Будды нам его прислали.

— А он звонит? Дай-ка я попробую ударить!

Схватил муж здоровую палку и давай бить. Он бьет, а настоятель колоколом притворяется. Муж ударит, а настоятель «боонг-боонг!» говорит. Стал тогда муж бить быстрее, и настоятель тоже надрывается:

— Боонг-боонг! Боонг-боонг!

Надрывался он так долго, пока язык заплетаться стал. Взвыл настоятель от боли, пощады запросил. Муж и его к столбу привязал. А потом говорит жене:

— Завтра нам на праздник идти. Надо бы