Читать книгу - "Мой друг убил Кеннеди? История Ли Харви Освальда - Эрнст Петрович Титовец"

Я не сомневался, что американец был важной персоной, и полагал, что он приехал в Советский Союз по официальному приглашению. Предположительно, приезжий был высококвалифицированным специалистом, участвующим в совместном советско-американском проекте на радиозаводе или что-то в этом роде. В средствах массовой информации периодически появлялась информация об обмене специалистами с другими странами, в том числе и капиталистическими. Само собой разумеется, что американец был культурным человеком, разбирающимся в музыке, литературе и искусстве, и обладал другими достоинствами.

Я все еще не избавился от своего рода лингвистического комплекса неполноценности при общении с иностранцами. Когда они отмечали, что я очень хорошо говорю по-английски, я относил это к проявлению вежливости.

Мне вовсе не хотелось опростоволоситься перед этим американцем, и я убеждал себя, что справлюсь. У меня была большая разговорная практика с преподавателями английского языка и студентами Минского института иностранных языков. Очень много мне дало знакомство с Мэри Соломоновной Минц, американкой из Нью-Йорка, уже много лет проживавшей в Минске. Я вел оживленную переписку со студентом-англичанином из Оксфорда, с которым познакомился, когда тот посетил Минск3. Я регулярно слушал передачи Всемирной службы Би-би-си, и у меня не было проблем с определением стандартных норм английского языка, на котором говорят в США, Австралии и Великобритании. Также я много читал, чтобы увеличить свой словарный запас.

Из моего скромного опыта я вынес, что общение с англоговорящими иностранцами происходит совершенно на другом уровне. Наряду с тем, что и как вы говорите, имели значение интонация, язык тела и др. Обычно педагоги не особенно обращали на это внимание и считали, что главное – грамматически правильно построить фразу, остальное было менее существенно. Они ориентировались на требования программ обучения и в этом были правы. Но у меня были свои амбициозные планы в отношении познания английского языка. Этот язык открывал двери в другой, незнакомый мир. Он давал возможность познакомиться с людьми по ту сторону языкового барьера, понять их менталитет, культуру и обычаи, получить информацию из первых рук и составить собственное суждение об их мире. Английский язык способствовал приобщению к мировой науке и культуре. Именно для этого я и изучал английский язык. При этом работать над повышением своего языкового уровня было занимательно и весело.

В таком настроении я подходил к дому Зигеров. На какое-то время я задержался перед дверью их квартиры и прислушался к доносившимся оттуда звукам пианино. Я позвонил. Музыка прекратилась. Дверь передо мной распахнула темпераментная темноволосая девушка с улыбающимися карими глазами. Это была Анита Зигер. Я видел ее раньше в компании Александра Мастыкина на танцевальной вечеринке в соседнем общежитии.

Она весело поздоровалась и отступила в сторону, пропуская меня. Я чуть не столкнулся с невысоким лысеющим полноватым мужчиной средних лет, который возился над чем-то в прихожей. Это был ее отец Александр Зигер. Он пожал мне руку и прокричал что-то на испанском. Появилась светловолосая женщина с девичьей фигурой, которая оказалась сеньорой Анной, женой Александра Зигера. Вместе с ней возникли запахи готовящейся пищи. Она приветливо улыбнулась мне и удалилась обратно на кухню.

В гостиной Анита представила меня своей старшей сестре Элеоноре, спокойной невысокой женщине с распущенными черными волосами, которая была полной противоположностью своей непоседливой младшей сестры. Было что-то кошачье в том, как Элеонора устроилась в кресле, изогнув свое сексуальное тело, и, не мигая, смотрела на меня своими большими карими глазами.

Альбина еще раньше поведала, что Элеонора является солисткой Белорусской государственной филармонии. По словам моей знакомой, у испанки было потрясающее меццо-сопрано, и она часто гастролировала с концертами. Я уставился на Элеонору с нескрываемым любопытством и, наверное, смотрел несколько дольше, чем позволяли правила приличия. Элеонора, должно быть, привыкла к вниманию поклонников и только улыбнулась мне в ответ.

Анита открыла дверь в другую комнату и пригласила меня войти. У пианино стоял молодой человек и спокойно смотрел на нас. Я предположил, что это и был американец по имени Алик Освальд. Действительно, это был он.

Освальд выглядел несколько старше меня. Он был примерно моего роста. Серо-голубые глаза внимательно смотрели на меня, плотно сжатые губы застыли в полуулыбке, каштановые волосы были пострижены под полубокс. Алик был одет в белую рубашку, расстегнутую вверху, коричневые брюки, из-под которых виднелись черные иностранные ботинки. На спинке стула висел его пиджак песочного цвета. Молодого человека отличала прямая осанка военного – пятки вместе, носки врозь.

Освальд протянул мне руку для рукопожатия. Его рука была сухой и теплой. Анита, выполнив свою миссию представления, вышла, оставив нас вдвоем.

В ответ на вопрос моего нового знакомого, чем я занимаюсь, я сказал, что учусь на четвертом курсе мединститута. Он спросил меня, как у нас там обстояли дела. Если сначала я был слишком поглощен тем, как я говорю, то теперь было облегчением перейти на тему со знакомой лексикой. Я поведал Освальду о лекциях и практических занятиях в больнице. Возник неизбежный вопрос о том, каково это – посещать анатомический театр и препарировать трупы. Не углубляясь в мрачные аспекты медицинской профессии, я рассказал о некоторых анекдотических ситуациях, случившихся во время наших занятий в анатомичке.

Освальд оказался хорошим слушателем. У него была манера иногда вскидывать брови, как будто у него возникали сомнения по поводу того, что ему говорят. Мне даже казалось, что он, возможно, подражает какому-то американскому киноактеру. В любом случае это выглядело очень по-американски.

Иногда Алик поворачивал голову и приближал ухо поближе к говорящему, как если бы боялся что-либо пропустить. Я относил это на счет манер, присущих американцам. В то время мне и в голову не приходило, что у него, возможно, были проблемы со слухом.

В процессе нашего общения я часто ловил себя на том, что смотрю на его губы, мысленно сопоставляя то, что я вижу, с иллюстрациями из учебника «Фонетика английского языка», демонстрирующими правильную артикуляцию английских фонем. К этому моменту я окончательно утвердился в том, что у Освальда был акцент, характерный для выходца из южных штатов Америки. Это было нетрудно установить по ряду характерных признаков.

Появилась Анита и пригласила нас присоединиться к остальным. Мне определенно нравилась беззаботная атмосфера, царившая в семье Зигер. Здесь никто не старался умерить свой тон. Разговаривали как придется: на русском, английском или испанском. То и дело раздавались взрывы смеха.

Зигерам нравилось, когда было много света, поэтому все лампы горели и все комнаты были ярко освещены. В этой среде мне начинало казаться, что темп моих собственных движений был заторможен, и мне требовались