Читать книгу - "Я дрался в 41-м - Артем Владимирович Драбкин"

услышали гул летящих в небе самолетов. Сначала мы не придали этому значения, так как решили, что это наши самолеты летят. Но вскоре послышались разрывы авиабомб, и мы немного перепугались, как-то жутковато на душе стало. Взрывы слышались как некий отдаленный гул. Тут уж мы догадались, что началась война, ведь мы каждый день ждали и чувствовали ее приближение.

Первое время мы отступали перед немцами и румынами, не вступая в боевое соприкосновение. Первый бой произошел на подступах к Одессе. Наш полк поставили на прикрытие частей, отходящих к городу. Мы замаскировали свое 45-мм орудие, мимо проходит отступающая пехота, и вскоре появляется колонна мотоциклистов и автомобилей врага. Они шли смело, ведь практически не встречали сопротивления. И мы открыли сильный огонь, выстреляли практически все снаряды. А немцы упорно атакуют засевшую перед нами пехоту, и дело дошло до рукопашной. Пришлось нам идти в атаку на врага. У них винтовки со штыками, а у нас карабины без штыков, у меня как у наводчика еще и наган имелся. Мне навстречу рванул немец, шпортанул вперед штыком, я ударил прикладом карабина по винтовке, она ушла в сторону и прорезала мне руку, до сих пор ясно виднеется шрам от первого ранения в первом бою. Затем я из нагана выстрелил ему в грудь и смотрел в глаза убитому мною человеку. Тогда этот немец показался мне страшным и здоровым, хотя, быть может, таковым и не был. От страха враг буквально вырастал перед твоими глазами.

Наши орудия вскоре окрестили «Прощай, Родина!» Мы всегда тащились с орудием на конной тяге вместе с пехотой и сражались на передовой. Выжить шансов было мало. К счастью, нашу батарею в числе еще нескольких частей погрузили на какой-то сухогруз в Одессе и отправили в район Новороссийска на мое первое место службы. В нашей батарее потери составили трое или четверо убитых. По прибытии начались интенсивные учения, а 10 декабря нашу батарею включили в состав 832-го стрелкового полка 400-й стрелковой дивизии. Дивизия была многонациональная, со мной служили азербайджанцы, грузины, армяне и представители горных кавказских народностей. И когда зима уже была на подходе, нас отправили на Таманский полуостров. Шли мы пешком, погода стояла очень холодная, морозы, мы не знали, куда идем. Солдат есть солдат, приказ есть приказ, топаем. К большому несчастью, нам не выдали ни одного полушубка, все шли в шинелях, к счастью, у старослужащих остались военные полукафтаны старого довоенного образца, это была очень хорошая одежда, тепленькая. А вот представителям кавказских народов особенно тяжело давался переход. Ребята садились около стоявших у обочины стогов сена или соломы. И многие замерзали насмерть. Так что некоторые из нас не дошли до Тамани. Здесь же мы стали ждать десанта.

Интервью и лит. обработка — Ю. Трифонов

Рыжков Иван Ермолаевич

22 июня мы были в лагерях, там еще 1-е артиллерийское училище было, училище связи, еще какие-то части, колоссальный лагерь был.

В субботу я заступил дежурным по дивизиону. Со мной заместитель командира дивизиона дежурил. В субботу на площадке концерт был, потом он закончился, отбой. Мы дежурим, сидим, разговариваем. И вдруг часа в 3 или 3.30 началась стрельба. Мы решили, что это стрельбы на полигоне проводятся, и подумали: «Ну какой дурак проводит стрельбы в это время». Утром подъем, зарядка. Мы с дневальными накрыли столы на завтрак. Ждем сигнал: «Бери ложку, бери бак». Нет сигнала. Мы ждем, волнуемся, почему? Вдруг у здания управления лагеря появляются легковые машины, и вместо: «Бери ложку, бери бак» — боевая тревога. Мы по боевой тревоге в парк. Орудия с площадок по кустам растащили, замаскировали, и тут появилось десятка три, а может быть, больше трехмоторных бомбардировщиков и пикируют, но не на наш лагерь, а на городской аэродром. Мы видим, один наш И-16 взлетел и с ним в бой один «мессер» вступил. Минут 15 мы наблюдали за боем. Наш уходил на вертикалях, много раз строчил из пулеметов по немцу, но немец одолел, и наш самолет упал. Не знаю, остался летчик жив или нет. Вот так мы узнали о войне.

После этого нас несколько раз поднимали по тревоге, посылали на двух-трех машинах немецких десантников ловить. Но мы ни разу их не обнаружили. 5 июля наше училище было переформировано в полк, и нам приказали выдвигаться в район Святошина и там занимать огневые позиции.

Я был назначен заместителем командира взвода управления, мне дали пакет и направили в училище. Со мной еще один солдат был, и вот мы едем через Киево-Печерскую Лавру, полк через город ушел на позиции, а нам налево надо, в здание училища, оно было на запад от Лавры, километрах в трех, наверное. Заходим с солдатом в трамвай, оба краснощекие, кормили нас в училище прекрасно, и вдруг две старушки, лет по 65–70: «Внучки, садитесь, садитесь». Мы говорим: «Да, что вы, бабушки!» «Садитесь, вам еще очень много придется испытать». Это я на всю жизнь запомнил.

Приехал с пакетом в училище, в пакете был приказ: «Выделить мне пять или шесть машин, требования, накладные для получения боеприпасов и там-то получить боеприпасы». Мы получили боеприпасы и привезли их на огневые позиции. Когда приехали на огневые позиции, они были почти оборудованы.

С 5 по 25 или по 28 июля мы были на позициях около Киева. И вот там случай был. Вместе с нами на оборудовании позиций работали женщины, и вот как-то смотрим — летит 5 самолетов. Мы таких самолетов еще и не видели — зеленая окраска, брюхо желтоватое, на крыльях красные звезда, все, как положено. Летят и помахивают крылышками. Мы бросаем пилотки, приветствуем: «Ура! Наша авиация появилась!» Мы первый раз увидел эти новые самолеты. А они полетели к Днепру, развернулись, из пулеметов по женщинам. Прочесали все. Много было раненых женщин, подростков, они тоже там копали. Их моментально с этих рубежей сняли, и больше они там не появлялись. Оказалось, немцы эти самолеты захватили и использовали.

В конце июля нас вернули в лагеря и там присвоили звание лейтенантов и направили по частям. Я попал в город Прилуки, в 76-й запасной полк. Там мы по две-три недели готовили ребят и направляли их в части. Несколько раз наш полк бросали то на север, то на юг от Прилук.

У нас в батарее была одна 107-мм пушка с огромными деревянными колесами, она только для обучения годилась.