Читать книгу - "Я дрался в 41-м - Артем Владимирович Драбкин"

в Бессарабию и стали лагерем в районе Рыбница — Бельцы: лошади, пушки, гаубицы, люди, палатки. Никаких занятий не проводили — были только различные осмотры, да еще организовали баню для солдат. Солдат кормили с полевых кухонь, а офицеры кормились у местных молдаван.

22 июня наши лошади были на привязи, а мы смотрели вверх и наблюдали, как на восток летят немецкие самолеты. О начале войны нам никто ничего не говорил, поэтому мы ничего и не знали. В первый день войны нас не бомбили, а 23 июня мы получили приказ выдвинуться на Скуленское направление, в район реки Прут. Поэтому я считаю, что вступил в войну 23 июня 1941 года.

Расскажите о вашем первом бое.

Первый бой был на Скуленском направлении, мы там держались дней 12. Румыны атаковали пехотой, но, как говорится, не очень нас тревожили. А вот немецкая авиация бомбила сильно, на дорогах было много погибших от бомбежек.

Потом, когда общая ситуация на фронте ухудшилась, наш полк начал отступать. Пришли в Рыбницу, там еще несколько дней сдерживали наступавших румын и там же переправились через Днестр — мосты были целые, нам повезло. И так отступали до самой Каховки, периодически ведя арьергардные бои уже с немцами. В Каховку пришли по второй половине сентября и по секрету узнали о том, что сдан Киев — официальной информации об этом еще не было.

Переправились через Днепр и пошли дальше на восток. В крупных сражениях мы не участвовали, были бои местного значения. Нам также повезло не попасть в окружение. Отступали организованно — во всяком случае, не было никакой паники. Хотя случаи дезертирства были. Например, у меня, как и у других офицеров, чемодан с вещами ехал на повозке, и когда полк добрался до Ростова, то ни этой повозки, ни ездового с нами уже не было. Ездовой был украинец и, скорее всего, уехал к себе домой.

Дошли до Ростовской области, встали в оборону, а в декабре 41-го был первый успех, когда удалось отбить Ростов у немцев. Немцы отошли к станции Матвеев Курган, а мы заняли оборону напротив них. Приказом командующего 59-й армии меня назначили командиром батареи 76-мм полковых пушек в 13-й отдельной стрелковой бригаде. Кто тогда был командующим армией, я не интересовался — мне это было без разницы, а командиром корпуса в то время был Малиновский.

Интервью и лит. обработка — А. Ивашин

Полтавец Дмитрий Митрофанович

18–19 июня 1941 года на Черноморском флоте было учение, поэтому наши батареи были разбросаны по боевым позициям. Я, как радист, держал связь, а зенитчики стреляли по рукаву, который тянул в воздухе самолет. Все учения нормально закончились, мы 21 июня приехали на свои основные позиции на базу и легли спать. Ровно в час ночи объявили боевую тревогу. Все поднялись, видимо, командование Черноморского флота о чем-то таком догадывалось, предвидело, что вот-вот начнется война. И мы тоже что-то чувствовали, но еще не понимали, к чему объявили тревогу. Я на свой пост в землянке к радиостанции прибежал в одних трусах, а одежду с собой прихватил. Как чувствовал, что это уже не учебная тревога. Связь сразу же наладилась, и через несколько часов в дивизион передали, что немцы начали войну против Советского Союза. Утром в 73-м зенитном артиллерийском полку развернулась полная боеготовность, мы получили боезапас, всем выдавали каски и противогазы. Так как мы считались морской частью, то ходили в морской форме, только потом нас переодели в пехотную форму, потому что летчики-истребители говорили, что нас очень хорошо видно с самолета, особенно попадались на глаза блины от бескозырок. Так что морская форма на земле слишком бросается в глаза. И тогда нас переодели в стандартную армейскую форму, которую мы носили до конца войны. Правда, флотские тельники нам выдавали в обязательном порядке. Но кто и бушлат припрятал, а уж бескозырки практически у всех в запасе имелись.

В Одессе все мгновенно перешло на военные рельсы, наша батарея в первые дни стояла напротив одного из построенных как раз до войны зданий Украинского института экспериментальной офтальмологии, на самом берегу Черного моря. 22 июня 1941 года прошло без происшествий. А 23 июня часов в 10 вечера мы приняли сигнал о том, что начинается налет немецкой авиации на город Одессу. Стреляли все, но в основном куда попало, больше в воздух, чем во вражеские самолеты. Из наганов по самолетам даже били. Все получили приказ приучаться к стрельбе, хотя мы-то из орудий стреляли по рукавам в воздухе, так что наши зенитки уж всяко были эффективнее наганов и винтовок. Но все равно в первый налет у каждого был какой-то азарт. На второй день сообщили, что был зафиксирован налет группы немецких самолетов, но они особого вреда не нанесли. С другой стороны, выяснился один весьма неприятный факт — наши зенитки немецкие самолеты не отследили, потому что ни один прожектор так и не сумел, что называется, «засветить» вражеский самолет. Позже я получил по радио информацию о первом налете — нам официально сообщили о том, что зенитчиками Одессы было подбито два или три самолета, но я совсем не уверен в ее достоверности. Так прошел первый налет для Одессы.

В следующие дни началась уже самая настоящая война, на город постоянно налетали самолеты противника. В первую неделю войны командование Черноморского флота сильно опасалось угрозы высадки десанта противника со стороны моря, поэтому одну пушку нашей 97-й батареи сняли с позиций и перевели в оранжерею, где, по мнению морских офицеров, находилось самое вероятное место высадки десанта. В то время мы постоянно наблюдали за морем и ожидали увидеть вражеские корабли, и я хорошо помню, как однажды наша канонерская лодка «Красная Абхазия» уходила из Одессы, она как раз взяла на борт эвакуированных жителей, и как раз во время выхода из порта на нее налетели немецкие самолеты. И бомбили «Красную Абхазию» очень долго, ведь из зенитной артиллерии на канонерке если и были одна или две пушки, то никак уж не больше. Легкая мишень, так что немецкие самолеты пикировали на полную мирных жителей «Красную Абхазию» практически безнаказанно. А наши истребители почему-то не взлетели. Вернее, они появились над лодкой, но уже поздно, канонерка с многочисленными повреждениями была вынуждена вернуться в порт. Но в тот раз зенитчики Черноморского флота на моих глазах сбили немецкий самолет. Один из вражеских самолетов, который только-только