Читать книгу - "Я дрался в 41-м - Артем Владимирович Драбкин"

Где-то в последних числах июня меня и еще двух девушек-сандружиниц направили в качестве сопровождающих особо тяжелых раненых в 376-й гарнизонный госпиталь, который в то время находился в Черновицах. Когда мы пешком возвратились на вокзал, поезда уже не было. Мы кинулись расспрашивать, куда и когда отошел поезд, и с ужасом узнали, что он два часа тому назад отправился в тыл. Ничего не оставалось, как вернуться в госпиталь, который пока еще был на месте. В первых числах июля 1941 года госпиталь начал готовиться к эвакуации. В момент, когда госпиталь выезжал из города, с другой стороны в город уже вступали немцы. Самым печальным было то, что часть наиболее тяжелых раненых вместе с двумя красноармейцами пришлось оставить на попечении привокзальных местных жителей в надежде, что им удастся примкнуть к отходившим воинским частям. Их судьбу я не знаю до сих пор.

Какой был штат госпиталя?

Точно я сказать не могу, но, наверное, как и во всех эвакуационных госпиталях в его штате было 18–20 врачей и столько же среднего медицинского персонала.

Наш госпиталь в основном на подводах, на оставшихся полуторках и, как мне помнится, на одном каком-то дряхлом автобусе все дальше и дальше уходил на восток. Мы видели, как по дороге и не только по ней вразброд отходят воинские части, движется поток людей, по обочинам гонят скот.

На коротких остановках по пути следования стихийно к нам стали подходить раненые, которые просили их перевязать, приютить и разрешить продолжать путь вместе с нами. Мы пытались помочь хоть чем-нибудь. На коротких остановках кого-то перевязывали, кого-то кормили, кому-то добывали гимнастерку, а то и просто рубаху, кого могли, вталкивали в отходивший транспорт. Кого куда.

Как часто налетали самолеты немцев?

Мне казалось в то время, что налеты самолетов и бомбежка были непрерывными. Дорогу вместе с людьми, машинами, повозками, скотиной нещадно бомбили. Причем немецкие летчики снижались и на бреющем полете обстреливали из пушек и пулеметов разбегающихся во все стороны людей. Не знаю, почему, то ли от ярости, то ли от беспомощности я стала стрелять из винтовки по этим снижающимся самолетам, надеясь попасть куда-нибудь в самолет, а лучше всего в летчика. Вдруг я отчетливо увидела его в кабине, он как-то суетился и, мне показалось, широко улыбался. Видимо был очень доволен своей работой. Потом я заметила, что некоторые наши санитары и даже раненые тоже стреляли из винтовок и пистолетов по самолетам, ах, как хотелось сбить хотя бы одного. Но это было похоже на комариные укусы, мы еще не знали и не ведали, с кем нам придется иметь дело.

В голове были фильмы, песни и другая ересь, далекая от наступившей действительности.

Когда вы увидели первого немца?

Я уже вам сказала, что это был тот наглый и самоуверенный летчик, который чувствовал абсолютную безнаказанность.

А вообще немцев, как говорится, «цивильных» я видела и даже училась с ними ранее. Потом, во время войны, я их видела всяких: наглых и самоуверенных в начале войны и жалких, приниженных в середине и в конце войны, которые в любой ситуации твердили, что «Гитлер капут». Мне даже приходилось оказывать им медицинскую помощь, и не одному из них.

Несмотря на все ужасы наш долгий и многострадальный отход на восток продолжался.

Были ли потери среди работников госпиталя?

В пути мы теряли врачей и медсестер, были и убитые, и раненые, но уцелевшие госпиталь не покинули. С ранениями, с забинтованными ранами, все, кто мог стоять на ногах, — продолжали работать без сна и отдыха.

Помню, во время нашей короткой остановки в Жмеринке началась такая жестокая бомбардировка, что часть наших раненых и даже персонал, не выдержав, стали разбегаться. Самое главное в такой ситуации — постараться сохранить спокойствие, а это ох как непросто. Часть раненых пришлось, как говорится, «рассовывать» по двигавшимся на восток войсковым частям и даже по уцелевшим частным домам. Сделать это было чрезвычайно тяжело, так как части имели своих раненых, а тех, кого оставляли на попечении местных жителей, очень жалели, тревожась за их судьбу. Но другого выхода не было. В Жмеринке в одной из таких «операций» по сдаче раненых случайно набрела я на подружку из того санитарного поезда, в котором я работала в первые дни. Мы обе очень обрадовались. Она рассказывала, что до них доходили слухи, что при одной из бомбежек я погибла. Теперь уже на правах бывалого и обстрелянного воина я пошла вместе с ней к начальнику госпиталя с просьбой о зачислении моей подруги в штат госпиталя. Возражения не последовало, и эта девушка стала работать вместе со мной. Из-за быстро меняющейся обстановки госпиталь не мог долго останавливаться на одном месте и продолжал отходить на восток.

Так мы добрались до Северного Кавказа.

Станции Кавказская, где у нас было развернуто приемно-сортировочное отделение, в котором я работала, в одну из ночей подверглась жестокой бомбардировке. Эта тяжелая ночь запомнилась мне на всю жизнь. Бомбы падали и рвались на вокзальном здании и на путях с воинскими эшелонами.

В кромешной темноте станционного зала из разных закутков, из-под обрушившихся обломков потолка и стен мы доставали людей, натыкаясь на трупы убитых, так как в темноте среди этого кромешного ада было не разглядеть кто живой, а кто уже мертвый. Мы, горстка молодых девчат, растаскивали раненых и прятали их в малейшие укрытия. В этой тяжелейшей работе нам помогали солдаты из эшелонов, которые остались на месте. Утром было не узнать ни этой станции, ни того, что было вокруг. Догорало все то, что не успело сгореть за ночь. Утром к руинам стали съезжаться повозки. Это было спасение, так как госпиталь своего транспорта не имел и надежды на чью-либо помощь не было. Так закончилась эта трагическая ночь. После непродолжительной задержки наш отход продолжался, и еще не раз на этом пути нам доставалось от дневных и ночных бомбежек.

Интервью и лит. обработка — Г. Койфман

Кам Ефим Исаакович

В начале июня 1941 года мы должны были выехать на стрельбы. Нас собрали по тревоге, и в полном боевом составе полк поехал на полигон. И уже на пути к полигону получили команду свернуться и ехать обратно. Почти сразу после этого мы двинулись