Читать книгу - "Знание величия - Юлия Олеговна Чеснокова"

лились уже по обе стороны, мама была иногда ещё сентиментальнее, чем я, ей только дай повод. Могла ли она подумать, что так рано станет бабушкой? Впрочем, в моём возрасте она сама уже ждала второго. Мне, конечно, хотелось бы увидеть и разделить все реакции моей семьи, но на это не было времени, и я попросила родителей рассказать об этом остальным самостоятельно. Бабушка с дедушкой точно рухнут, подкошенные счастьем, у них же теперь прибавится титулатура «пра»! До таких званий не всякому доводится доживать. Посыпавшиеся с того же дня сообщения с поздравлениями, ликование Насти и Вани по поводу того, что у них заведётся племянник или племянница, отвлекали и помогали мне справляться с конфликтами, продолжавшими возникать теперь уже из-за выписки Сынри. Его мать настойчиво требовала, чтобы он отправился под их опеку, но мой муж был слишком взрослым и независимым, чтобы позволять комуто решать за себя. Он старался не резко отказывать родителям, но иногда споры всё-таки выливались в разборки на повышенных тонах. Мне вмешиваться совсем не хотелось, но порой я не сдерживалась, напоминая Сынри о том, чтобы он не нервничал. Вспоминая об этом, успокаивалась и его мать. Большим плюсом было то, что она не старалась манипулировать как-то и не закрывала глаза на здоровье сына, я знала, что бывают мамаши, которые хватаются за собственное сердце и пытаются перейти на незаметный шантаж, сетуя на давление, приступы и мигрени, и тогда дети сдаются и идут навстречу любым уговорам. Но госпожа Ли была выше подобных низменных сцен. После того, как Наташа убедила меня, что корреспонденты не охотились за мной по указу семьи Ли, я постаралась приглушить в себе излишнюю неприязнь к ним, ведь по сути, никакими грязными средствами они не пользовались, и всего лишь отстаивали свои интересы, которые считали наиболее приоритетными и достойными, в отличие от моих, якобы корыстных и продажных. Ваня прилетел за день до выписки Сынри из клиники, чтобы успеть устроиться и потом помочь мне встретить мужа дома. Прошедшие два с небольшим месяца разлуки показались мне вечностью, и если бы не выдающийся живот (в смысле вперёд, хотя и выдающийся своим ценным для меня содержанием тоже), я бы замяла и заобнимала брата в аэропорту до посинения. Он был глотком свежего воздуха, напоминанием о той беззаботной и невинной жизни, которую я вела до того, как в прошлом году села в роковой для себя самолёт, унесший меня в безвозвратную страну греховности, преступлений и цинизма. Смотреть на Ваню, говорить с ним по-русски, предаваться воспоминаниям – что могло быть лучше после всех тех недель, что я провела в больнице, в постоянных стычках и унижениях! От него даже пахло как-то по-особому, тем иным миром российской глубинки, которому неведомы еженедельные обновки, парфюм за сто с лишним долларов, ненужные, но по мифам компанийпроизводителей необходимые косметические средства. В тот же вечер я освободила Хадичу от кухни, сама нажарила блинов, испекла пирогов с разной начинкой. Все вместе мы засели чаёвничать, ощутив небывалый уют и душевный подъём. Даже Хадича, вроде бы и не русский человек, но знающая наш язык, почувствовала себя счастливее от возможности говорить не только со мной. Корейский ей не давался, да она и не стремилась овладеть им, удовлетворяясь парой слов, которые произносила в магазинах, вроде «сколько стоит?» и «спасибо». Цифры и суммы на слух она распознавать научилась, а вот с произношением всё было сложно. Ромка в своей переносной люльке дремал возле нас, телевизор был выключен, и даже зарядивший за окном дождь не мог испортить нам настроения. Ваня посмотрел на спящего мальчишку и кивнул мне: - Твой муж, конечно, конвейер… - Вань, ну что ты такое говоришь! – покраснела я, ставя чашку. Я отметила взгляд брата, брошенный на меня по прилету, который намекнул на то, что я могла бы и раньше поделиться новостью о беременности, а не в последнем триместре. Но он же не знал, что это не Сынри ребёнок, поэтому логично предполагал, что мой, по легенде, разведённый муж, отсудивший себе сына непорядочной бывшей жены – Барома, уже успел зачать второго. - А что? Вот он – секрет азиатской плодовитости… - Дурак ты, - показала я ему язык, - но спасибо, хотя бы перестал всех называть китайцами. - Ваня правда говорит, - со знающим видом закивала Хадича, - где я выросла, у вас в России тоже называют Азия, там у всех пять, шесть, десять детей. Это так, все плодовитые, мало кто без детей, это больные только если. У них нет. - Меня, на самом деле, это бесит, - нахмурился брат, - почему среди русских так мало семей, вроде нашей? Одни чёрные везде, куда не глянь. – Он посмотрел на Хадичу, смутившись, - я против вас ничего не имею, не обижайтесь, но в России всё-таки и русские лица видеть хочется. - А сам-то, наверное, со славянкой в прошлый приезд гулял? – подозрительно покосилась я на Ваню. Он зарумянился. - А что в этом такого? Я же просто гулял. Я не националист, я не против общения, но… - Но какого чёрта я замужем за узкоглазым, да? – устало догадалась я. - Даш, ты не понимаешь! Эти мужики-иностранцы, ну… они же русских терпеть не могут! Покажи, где нас уважают? - Хватит разговаривать идеями из телевизора и интернета, - нахмурилась я, - полно людей в мире, которым вообще плевать, кто где родился, и у кого какая внешность. - Я что-то таких дураков в основном только среди русских и встречаю. У нас вечно широкая душа: приезжайте, будьте как дома, вот вам самое лучшее, а потом глядишь – тебя уже из дома выживают. Ты сама говорила, что с родителями Сынри не контачишь, потому что они тебя не любят… - Ты об этом треплись поменьше, - одёрнула его я, - не хочу, чтобы мама и папа переживали. - Я с ними этого и не обсуждаю, но разве я не прав? Когда он к нам приезжал, ему никто ни слова плохого не сказал, стол накрыли, постель постелили, мама очередным сыном называет, а его родители что? Ну? Ты была у них в гостях хотя бы? - Нет, - тихо пробормотала я под нос. Это я ещё никому не рассказываю, что меня считают проституткой и обзывают шлюхой. Потому, что я не кореянка. И потому что есть какие-то там слухи. Спору нет, Сынри нашёл меня в борделе,