Читать книгу - "Тайный год. Неизвестный дневник священника - Архимандрит Спиридон (Кисляков)"

Смотря на мучения их, я весь трепещу и ужасаюсь, и слезы жалости к ним орошают мои ланиты. Вдруг я слышу: кто-то из них называет меня по имени и просит: нельзя ли несколькими словами переброситься с ним? Я оглядываюсь и вижу, что этот страдалец висит на одном из бесчисленнейших зубов чудовища, и, к своему ужасу, узнаю его. Он был некогда богатым купцом в Сибири, имел много домов, рогатого скота, несколько табунов лошадей, миллиона два наличного капитала. Пищей его была гнилая селедка и дешевые пельмени и только. Рабочих он всегда обсчитывал, никогда нищему не подал даже копейки. Сестру свою уморил голодом. Из-за скупости не женился. И вот теперь, увидевши меня, хочет что-то сказать.

Грешник: Вот мы с минуты на минуту ждем конца всем нашим страданиям, и, увы, нет его. Прошли, по моему счету, биллионы лет, как мы здесь мучаемся, и вот нет конца!

Я: Так ты и здесь ведешь счет времени?

Грешник: По прежней своей привычке, бывшей некогда в земной жизни. Тогда я считал каждую минуту, чтобы использовать ее для скопления денег, а теперь считаю безвременное время, ожидая конца своим нестерпимым мукам!

Я: О, друг мой, не падай духом!

Грешник: Разве?

Я: Когда вы свои грехи испепелите в себе до конца, тогда Господь, как я думаю, оглянется на всех вас!

Грешник: Вот как! Не потому ли и муки-то наши становятся сравнительно с прежними куда легче?

Я: Вы чувствуете это?

Грешник: Еще бы? Как же нам не чувствовать-то? Чувствуем!

Я: Но и теперь вам не сладко?

Грешник: Да, не сладко, сам видишь.

Я: Покаяние! Оно только открывает двери милосердия Господня!

Грешник: О, если бы мы здесь не каялись, то не знаю, что бы и было с нами!

Я: Скажи мне, мой друг, кто столь злополучный висит на зубе этого чудовища рядом с тобой?

Грешник: Это один из священников, бывших на земле, у которого купец Рыков[121] в Скопинском банке деньги растратил. И тот из-за этих денег удавился.

Я: Несчастный!

Грешник: Скупость и бессердечность и привели нас сюда, на место мучения!

Я: Вот что значит быть скупым и бессердечным!

Грешник: Вот этот мой друг по мукам, священник, хочет что-то сказать тебе.

Я: Слушаю.

Священник: Не знаешь ли, хоть когда-нибудь будет конец нашим страшным и невыносимым мукам?

Я: Бог один безначальный и бесконечный!

Священник: О, если бы! О, Христос, оглянись же на нас, оглянись, батюшка. Ибо очень нам тяжело!

Я только хотел священнику что-то сказать, как многочревное чудовище начало своею пастью как бы пожирать моих собеседников, и я уже больше их не вижу! О, великий Господь! Если возможно, то ускорь конец [мукам] всех грешников! Господи! Невыносимы муки их! Но да будет Твоя святая воля во всем! Ибо Ты есть единая любовь божеская, безграничная, Ты единое есть благо, бесконечное благо! Ты есть единая жалость, бездонно-глубинная жалость; а посему, Господи, все, что Ты творишь с грешниками, Ты творишь только из одной любви к ним. Аминь.

11 сентября. [Встреча с бывшим каторжанином]

С половины дня я сегодня опять отправляюсь в тот же лес и на то же место, где я вдохновляюсь созерцательной силой. У меня сейчас отчего-то сильно кружится голова. Проходит час и десять минут. Голова перестает болеть. Я вновь созерцаю богоотчужденность. Я вижу оком сердца моего, что она представляет собой невещественное море тонкого все пронизывающего огня! В этом страшном огне все грешники барахтаются, погружаются в него и снова выплывают на поверхность!

Их так много, что если бы счесть за десять весен всех насекомых на земном шаре, то количество насекомых в два миллиарда раз будет меньше количества тех грешников, которые находятся в этом огненном океане! Они все покрыты нестерпимо-болезненными язвами, ранами, точно азиатской проказой! Все они от великого страдания, как полуживые, еле вопят и еле стонут! Они как бы утомлены своими муками и страданиями! Среди них виднеется бесчисленнейшая рать духов во главе со своим князем – это падшие духи, которые несравненно больше чувствуют всякого рода мучений, чем остальные грешники, ибо они сильнее всех плачут и рыдают. Смотря на них, невозможно удержаться от слез!

Слышу пламенное покаяние ко Христу, несущееся из уст самого сатаны. От его покаяния колеблется даже богоотчужденность. Он все время называет себя клеветником. Вслед за ним с такой же силой каются и все его сторонники, духи злобы. Они взывают: «Господи Иисусе Христе! Прости нам нашу прежнюю клевету по отношению к Тебе!» Слыша это, я думаю: «О, где же теперь есть такое место, где бы имя Твое, Господи, не произносилось? Если уж в самой богоотчужденности оно произносится, то где же оно не произносится? И если сам диавол со своими подчиненными не обходится без произнесения имени Сладчайшего Иисуса Христа, то кто же может обойтись без него?» Так я думаю и размышляю об имени моего Господа, как тотчас слышу, кто-то мне говорит: «Спиридон! Ты как очутился здесь?»

Я: Ты сам кто?

Он: Я бывший каторжанин Нерчинской каторги, которого ты не раз увещевал, чтобы я не клеветал на арестантов начальству.

Я: Это в Акатуе?

Он: Да.

Я: Несчастный!

Он: Я после твоего разлучения с нами, каторжанами, своею клеветою сгубил еще пять человек. И вот за них-то теперь здесь мучаюсь.

Я: Как?

Он: Я их выдал карательной экспедиции в 1906 году, и их повесили.

Я: Злополучный!

Он: Скажи, неужели нашим столь нестерпимым мукам не будет конца?

Я: Бесконечны только одна сущность Божеская и все, что будет жить и находиться в ней, – так беру смелость думать.

Он: Но вот мы здесь, как нам кажется, находимся секстиллионы земных лет, а конца нашим мукам все нет и нет!

Я: Есть ли здесь духовные лица?

Он: Очень много.

Я: Несчастные!

Он: Прощай!

И тотчас погружается в самые недра сего адского огня, и я больше уже не вижу его. После этого я чувствую ужасно грустное настроение. Но вот вижу, как заволновался весь огненный океан. О, как страшно! Вот и сам диавол карабкается в нем, как бы борется с его силой. Океан превращается в рассвирепевший бурный, воющий ураган, и сами грешники в нем в огромнейшем количестве то появляются, то тотчас исчезают! Сильнее прежнего раздаются плач, рыдание, крик, вопль, шум, стон! О, Боже великий! Страх и жалость охватывают все мое существо, у меня буквально стынет кровь!