Читать книгу - "Шотландия в Новое время. В поисках идентичностей - Виктор Юрьевич Апрыщенко"

придут вместе с пониманием законов природы и познанием общественных закономерностей. Американская и французская революции подтверждали это мнение, а события в самой Шотландии в начале XIX в. служили наглядным примером многим шотландцам. В результате в 1820-е гг. возникли тревожные настроения, связанные с неясностью шотландского будущего, которые, объединившись с глубокими чувствами ответственности за состояние общества, породили представление о том, что прогресс в значительной степени будет зависеть от индивидуального поведения каждого и связан с моральными нормами. В этом смысле Просвещение оставалось той силой, которая продолжала оказывать влияние на настроения и общественное мнение шотландцев, но теперь оно дополнялось представлениями о том, что общество должно стать активным и деятельным.

Хотя реформа 1832 г. несколько снизила градус общественного напряжения, экономические и социальные проблемы были далеки от того, чтобы быть решенными, и периодом, продемонстрировавшим новые возможности и средства их решения, стали 1840-е г., когда чартизм повсюду в Британии стал завоевывать массовое признание. Вопреки долго существовавшему представлению, чартизм в Шотландии не имел коренных отличий от аналогичного движения в других частях Британии, в обеих частях королевства люди с одинаковым статусом были связаны с ним. Часть из них были джентльмены, другие – представители профессиональных слоев, печатники, торговцы, мастеровые, мелкие собственники и подмастерья, рабочие. К движению их подталкивали те же обстоятельства, что существовали и в Англии: разочарование в политической системе, нестабильность экономики, стремление к преобразованию положения рабочих, трансформация культурных, включая церковные, устоев. Всюду, по обе стороны от англо-шотландской границы, шли постоянные дебаты по вопросу о тактике, моральных принципах, участии в беспорядках и локальной политике, отношениям к вигам и тори, позиции по ирландскому вопросу. В вопросе о тактике борьбы некоторые считали общественную пропаганду важным фактором борьбы, который может противостоять мощным консервативным группам. Как и в Англии, в Шотландии можно было найти свидетельства того, что это просто движение, стремящееся добиваться поставленных целей лишь посредством петиций. Среди используемых средств пропаганды были чартистские церкви, школы, сообщества и товарищества, журналы и представления.

К числу отличий можно, вероятно, отнести тот факт, что роль церкви в распространении чартистских идей в Шотландии была несколько выше, поскольку церковные проблемы были в центре внимания шотландских политиков на протяжении 1830-1840-х гг. Традиционная церковь находилась в состоянии кризиса, отношения между церковью и государством, а также между священниками и их конгрегациями обсуждались бесконечно в течение нескольких десятилетий, а сама религия все еще имела чрезвычайное значение в формировании политического дискурса в обеих частях страны, но в Шотландии ее значение было больше. Не удивительно, что этот факт учитывался лидерами чартистского движения.

Сложен вопрос и о том, насколько шотландский чартизм представлял собой однородное движение. Вопрос о методах борьбы также, очевидно, может кое-что прояснить в этой проблеме. Большая часть шотландцев были убеждены, что условия для прямого вызова правительству еще не созрели, и были готовы отдать предпочтение методам «моральной борьбы».

В течение 1840-х гг., несмотря на все перипетии, движение оставалось одним из лидеров общественных инициатив. В событиях лета 1842 г., когда забастовки охватили весь север Англии, Шотландия не осталась в стороне от этого процесса, и чартизм сыграл здесь решающую роль. Вместе с тем, не подлежит сомнению, что те события продемонстрировали неразвитость рабочих организаций, которые в течение нескольких предшествующих лет были чрезвычайно ослаблены. Некогда мощные союзы представителей легкой промышленности, наиболее значительными среди которых были хлопкопрядилыцики, оказались сломлены постоянными забастовками и, как следствие, жесткими решениями суда, что объясняло настороженное отношение к стачке как средству чартистской борьбы. В 1848 г. снова многие говорили о возможности экономических стачек и политической агитации, которые охватили материк и тем создавали предпосылки для оживления чартизма. Так же, как во всех частях Англии, в Шотландии велись постоянные дебаты о том, насколько движение было готово бросить вызов власти и какова степень опасности вооружения улиц. Важно, что в риторике шотландского чартизма постоянно возвращающейся была тема шотландской нации, готовой к борьбе за свободу под знаменами ли Уильяма Уоллеса, или ковенанта. Что является спорным, так это представление об укорененности, в шотландских условиях или шотландской душе, идей, заложивших основу неприятия любых форм вооруженной борьбы. Доминирующее представление, господствующее во всех частях Англии, состояло в том, что реформа могла и должна быть достигнута при помощи мирной, законной и конституционной тактики, но, если такие средства спровоцируют репрессии или если они потерпят неудачу, тогда в действие могут быть приведены более решительные и жесткие меры.

Несколько иные, чем в Англии, шотландские условия повлияли и на позицию среднего класса в отношении властных структур. Наибольшей критике подвергалась все еще далеко не совершенная избирательная система с ее коррумпированностью и ограниченностью представительства, где голоса регулярно использовались для того, чтобы гарантировать контроль над обществом тем семьям, которые традиционно распоряжались властью. Средний класс был не удовлетворен позицией традиционной церкви и патронажем, который постоянно сопутствовал ей. Представители новых слоев были резко оппозиционно настроены в отношении хлебных законов. Во многих частях Шотландии они показали готовность поддержать призывы к расширению прав рабочего класса, видя в его лице своего потенциального союзника, что нашло отражение в готовности многих поддержать идею Полного избирательного союза, не в качестве противовеса чартизму, а как средство продвижения борьбы за реформу. Вскоре после церковного раскола 1843 г. средний класс увидел во вновь основанной Свободной церкви средство поддержки собственных идей. К 1850-м гг., однако, потребность выдвинуть в повестку дня реформы, а также сложности с продвижением шотландских интересов через парламент привели к появлению Либеральной партии, в задачу которой входило форсировать изменения. Так же, как и в 1838 г., когда бирмингемские сторонники политической унии рассматривали Шотландию как питательную почву для начала их кампании, теперь, двадцать лет спустя, Джон Брайт считал, что именно сейчас настало время для союза среднего класса и рабочих.

Что является также особо примечательным, так это та осторожность, с которой гражданские власти Шотландии обращались с чартизмом в 1840-ые гг. За все десятилетие не случилось ни одного массового ареста, подобного тем, что время от времени происходили в Англии. Когда аресты по инициативе местных чиновников все же имели место, делалось все, чтобы в массовом сознании не сложилось образа чартиста как мученика, пострадавшего в борьбе за справедливость. Фактически чаще всего мятежники получали значительный выбор предложений, связанных с местом высылки, правда, для политических активистов такой выбор был ограничен. Как будто тень событий 1793 г., случившихся в Брэксфилде, или чрезмерно жесткая реакция властей на выступления 1820 г. и широко распространенное убеждение в несправедливости мер, направленных на подавление выступлений хлопко-прядильщиков в 1838 г., легла на все мероприятия, инициированные правительством в отношении чартистов