Читать книгу - "Полка: История русской поэзии - Лев Владимирович Оборин"

напоминает обо мне.

О том, что из моей одежды нитки

во все стороны торчат,

как детские штрихи,

как грустные улыбки.

О чём они молчат?

Денис Крюков

я похож на кончик карандаша

чьи намерения тверды

но моя доподлинная душа

изготовлена из воды

как вода умеет играть и течь

мимо диких прекрасных мест! –

но слова всегда заслоняют речь как рука

заслоняет жест

Ксения Чарыева

В конце 2010-х в постакмеистическое, неомодернистское письмо вернётся более «сильный» субъект – у таких поэтов, как Наталья Явлюхина (р. 1986), Евгений Никитин, Михаил Бордуновский (р. 1998) и Дмитрий Гаричев (р. 1987). Это связано не только с ренессансом метареализма, но и с политизацией поэзии. Тот вариант, который эта политизация обретает у Гаричева, ещё можно назвать стоическим:

вот идёт украден флик никчёмный, в трещину сочась между мирами:

это тоже хлеб неизречённый, и не за такое умирали

кто смотрел все дни содома в девять или десять лет с отцовских плёнок,

чем другим заняться в двадцать девять вечером, когда уснул ребёнок

тем же движим, в офисном стакане вместо ненадёжного giovanni

и туберкулёзного гобоя ставит батл сд и джонибоя

есть два стула, но и есть глухая комната с запаянным окном,

где шоссе пустое под огнём с фонарей лежит пересыхая

якобы последняя страна, до одной оси усекновенна,

длится одному ему верна и понятна как у всех наверно

Гаричев много работает с меметикой современности и культурными приметами 1990-х – но подчиняет их строгому звучанию, восходящему к «парижской ноте» и «Московскому времени». В свою очередь, у таких поэтов, как Влад Гагин и Дмитрий Герчиков, эта меметика вырывается из-под контроля, становясь непредсказуемым ингредиентом характерной для рубежа 2010–20-х вирд-поэтики. Но прежде чем говорить о ней, нужно сказать несколько слов о новом интересе 2010-х к метареализму и об авангардистских экспериментах эпохи.

Дмитрий Гаричев[535]

Михаил Бордуновский[536]

О новом всплеске интереса к метареализму заговорили, когда появился журнал «Флаги», выросший из деятельности поэтической группы «За стеной» (Михаил Бордуновский, Владимир Кошелев, Василий Савельев, Юлий Хороших); другой группой, скрещивавшей метареалистическую образность и плотность текста с техноязыком современности, была «Иоза» (Максим Дрёмов, Гликерий Улунов, Слава Рачинский). Этот интерес подогревался и теоретическими исследованиями филологов – Алексея Масалова, Александра Житенёва и других. Но ретроспективно можно сказать, что метареалистическая линия в русской поэзии не прерывалась – даже если не учитывать влиятельнейший опыт Драгомощенко: и Андрей Тавров, и Владимир Аристов, и Сергей Соловьёв, и Илья Кутик, и Вадим Месяц, и Николай Кононов в 2010-е продолжали писать и публиковаться. Именно Тавров и Аристов стали ориентирами для нового метареализма – думается, благодаря богатству и разнообразию структуры их поэзии, благодаря тому, что у них можно найти и насыщенное эпическое письмо, и разреженную, просторную, лаконичную лирику. На метареалистическую плотность – как и на метафизическую возвышенность Елены Шварц – в своих ранних стихах ориентировались Галина Рымбу и Алла Горбунова; в стихах Бордуновского, Марии Клиновой, Софьи Сурковой (р. 1999), Нико Железниково (р. 2000), Софьи Дубровской (р. 2000) ощутимо напряжение от столкновения «традиции» (явленной не только в мотивах мифологии или классической поэзии) с лингвистическим и медиальным экспериментом, отражающим современное рождение и восприятие информации. Скажем, Железниково и Суркова активно инкорпорируют в свои тексты визуальные фрагменты: графику, фотографию; вообще техника mixed media в последние годы, в первую очередь благодаря виртуальной среде, становится всё более востребованной.

солнце садилось так низко, что было больно смотреть,

а рыба плескалась по-прежнему:

химеры, гекаты иного неба, иных знаков, спускались им на головы.

«да, иных знаков», – повторял старец.

«иных, иных», – вторили рыбы.

что если мы никогда сюда не вернёмся?

что если мы никуда и не уходили с этого берега, из этой злобной пучины?

сочилась вода. сочилась вода. сочилась вода. сочилась вода. сочилась

вода. сочилась вода. сочилась вода. сочилась вода. сочилась вода.

сочилась вода. сочилась вода. сочилась вода. сочилась вода. сочилась

вода. сочилась вода. сочилась вода. сочилась вода. сочилась вода.

«да, вода сочилась, но что было после?» – спрашивал старец.

«единственное, чем мы обладаем по праву, это МЫ ВСЕ

ЗАБЫЛИ», – вторили вторили рыбы.

Мария Клинова

прелая почва свернула в себя напуганных убиенных

и выпускает белым цветком: с ядом посерединке!

машины остановились, заглохли и заржавели,

проснулись, зевнули, мигнули растерянно и наконец

превратились в зве – рей

остались-то только люди и велосипеды немного иного свойства –

где человек, где велосипед – не

разберëшь, но что у них общего? а!

они покрываются влажными листьями, их разъедают дожди, они

не обязаны больше ни с кем говорить, им больше

нужды нет выстраивать цепки логических связей;

стыда нет, страха нет, техники, спасибо, не надо, нет – только

синие птицы, визжащие счастьем

Софья Дубровская

2010-е – время малозамеченного развития поэтического авангарда. Во-первых, в это время продолжают работать мастера поэзии формальных ограничений – такие как Валерий Силиванов (р. 1972), доведший искусство анаграммы до какого-то нечеловеческого блеска (в последние годы он сочиняет с помощью анаграмм целые рассказы и повести), и упомянутый в предыдущей лекции Герман Лукомников (р. 1962) – после 2022 года его лаконичное мастерство стало основой бескомпромиссной гражданской лирики. Во-вторых, с авангардистскими техниками работают поэты, более известные как продолжатели постакмеистского направления (уже в 2020-х выходят «Велимирова книга» и «Смерть языка» Владимира Гандельсмана и цикл «На конце языка» Игоря Булатовского, в котором ужас войны выражен через мотив безъязычия; в 2014–2015 годах схожую работу проделывает в монтажных поэмах «Spolia» и «Война зверей и животных» Мария Степанова).

В-третьих, развиваются авангардные приёмы, поэтическая игра (порой применяющаяся для вполне серьёзных задач). Так, Василий Ломакин (р. 1958) прибегает к намеренному аграмматизму, эрративному написанию слов:

Красные побои споминая

рука в грудь кол гвинтит

ужас до того и не пил бени

но танциалъ в приморской

воздушной смеси

Валерий Нугатов (р. 1972) не только создаёт иронические сериальные тексты («каминаут на сене / одиноким предоставляется каминаут / собачий каминаут / каминаут баскервилей / ирония каминаута / ох уж этот каминаут