Читать книгу - "Дневники. 1946-1947 - Михаил Михайлович Пришвин"

3 Августа. Вчера в Ильин день под сильным долгим дождем набрал маслят на жареное. Приходил лесник Доронин, переметил деревья сухостойные. И самое главное, принесли план моего владения, и я теперь стал владельцем имения в 0,72 га.

После большого вчерашнего дождя и сегодня утро вышло пасмурное. Рожь наполовину не сжата и мокнет.

Хватился писать «Царя» – нет рукописи. Переискали весь дом с ужасным волнением: хватит ли духу восстановить по памяти, если пропало? И вдруг у Марьи Васильевны увидали мою страницу. Туда, сюда, откуда, как? И оказалось, рукопись моя лежит в Москве на столе и ею, как негодной бумагой, пользуются все для обвертки, для уборной! Как она попала в Москву? Думаю, что рукопись была в газетной бумаге, а Ляля приняла ее за старые газеты, забрала в Москву и там бросила. Марью Васильевну сейчас же бросили в Москву.

14-й год работаю, чего только не пережил, и вот какой конец! И все произошло, конечно, от неудачи последнего чтения с заключением «сомнения» Мартынова: в сомнении все дело, сомнение сбило меня с толку, и я несколько дней не думал о работе своей. В этот промежуток моей рассеянности мои добрые близкие люди и обошлись с моей рукописью как с негодной бумагой.

Так бывают случаи приятные и бывают неприятные. А с «Царем» мне прямо-таки не везет.

Теперь все зависит от того, сколько сохранилось листиков.

*Pars, part (англ.) – часть.

607

4 Августа. День простоял во всей красе. Рожь медленно жнут (а кому жать-то? люди как мухи). Учил Жульку на горохе, и вообще собака безоговорочно возвращает меня к моему детству (не физическому, а тому, чем держится всякий охотник). Ляля сажает клубнику.

Вчера Map. Вас. привезла мою рукопись в целости без 1/2 страницы, которые можно легко восстановить. Не только «сомневаюсь» Мартынова, но даже и этот страшный урок расставания с рукописью пошел мне на пользу потому, что гонят меня от личного углубления темы и стиля (символизм) к простоте, ясности, убедительности: от избранного читателя к натуральному.

Что же это за натуральный читатель?

А это ты, мой приятель и друг, кого я знаю по себе в русском народе.

5 Августа. День ясный с набегающими и проходящими тяжелыми тучами. Начинаются прохладные зори с горячими жаркими полднями. Ляля уехала в Москву на договор с «Советским писателем». Раиса медленно движет портрет, измучила. Зина отлично ладит с прислугой Аней. У Ляли это основная болезнь, что боится управлять прислугой и часто обращается ко мне, чтобы я приказал: – Миша, прикажи Ане принести дров!

И все-таки чувствую, что никакое разумнейшее существо не могло бы мне заменить неразумную Лялю, потому что все на свете она делает с мечтой и в центре мечты ее, как солнце, любовь ко мне. Вот почему все ее недостатки надо терпеть и ждать: она привыкнет и переборет.

6 Августа. Красный день родился в тумане.

Читаю своего несчастного «Царя». О, как трудно писать, и бросить нельзя, как-то жутко остаться так и жить без «Царя».

Рожь в Козине еще не жнут.

Начал писать «Царя». 

608

Ляля приехала из Москвы.

7 Августа. Точно как вчера, погожий день вышел из тумана, а ночь была лунная.

Погода и благодарность – родные: одна родилась в природе, другая – в душе человека. И чувство гармонии в душе человека вышло из благодарности, и в этом открылся человеку Бог.

И вот в это чудесное утро благодарю тебя, Боже, за чудесные темнеющие стручки акации с ее маленькими птичками, и нагруженные подарками для белок еловые вершины, и за всякую вещь, переданную человеку от человека, за стол, за табуретку, за пузырек с чернилами и бумагу, на которой пишу.

Человек – это мастер культурной формы вещей. На низшей ступени лестницы этих мастеров стоят те, кто ничего не вносит своего, а возвращает талант свой в том виде, в каком он его получил от хозяина. На высших ступенях располагаются те, кто всю душу свою вкладывает в творчество небывалого, и очень возможно, что об этих-то людях и говорится в Евангелии, что они полагают душу за других и что нет на свете большей любви, и всякая любовь, не имеющая такой благодати, есть принудительная добродетель.

Я живу в условиях принудительной добродетели, а ищу благодатного творчества – вот все мое положение.

Приезжал Лева перед своей командировкой в Астрахань и, как полагается, выпрашивал на дорогу денег. Удержался и не дал: не все же давать.

Маленькие вещи у нас давно пропадали, а тут вдруг все разом: пропал спиннинг, пропал бидон с автолом, все гвозди, штаны. Открылись глаза на Аню, и очень похоже, что она хочет удрать от нас с отъезжающим капитаном (ему нужен автол). Остается и тут порадоваться тому, что догадались и вещей украдено не так уж много.

609

8 Августа. Ночью немного моросил дождик, днем жарко. Липы так рано начали желтеть.

Закончил и прочитал Ляле «рассказ о вечном рубле» из «Царя». Было хорошо, а главное, впервые начал показываться Зуек, каким я его знаю в себе, и является полная надежда, что удастся вполне утопить символ в воссоздаваемой жизни (т. е. воплотить «будьте как дети» в жизнь).

Вижу грех мира, как в зеркале, в лице каждого ребенка и только в себе самом знаю и люблю то дитя, о котором сказано: «будьте как дети».

Раиса кончает четвертый мой портрет, и я точно заметил момент, когда у нее поэтический свободный вымысел уступает место живописной необходимости. Это случилось в четверг, когда я сидел подавленный и напряженный, а она вздумала на портрете открыть глаза. И как только она открыла глаза, появилась в лице моем жесткость, та внешняя моя жесткость, не соответствующая внутренней мягкости. С этого момента живопись пошла неверным путем и портрета не будет и быть не может, потому что «жизнь» пропущена.

Чувствую и знаю большую силу воли в себе относительно себя, но совсем нет у меня воли относительно прямого воздействия на других (могу себе все приказать, но людей могу только или просить, или орать на них). Вот «пустыня» и есть лаборатория личной морали.

А «партия» есть начало, противоположное «пустыне», она есть лаборатория морали общественной.

Пустыня питает