Читать книгу - "Тюрьма и другие радости жизни. Очерки и стихи - Алексей Валентинович Улюкаев"

На их локаторе — мишень,

Видна фигура экс-министра.

Ведут они ее весь день,

Чтоб к вечеру раздался выстрел,

И министерские кишки

Смогли бы скрасить скудость почвы

По мановению руки

Стрелка бессмысленного. Вот что

Им позволяет дотерпеть

До их заслуженной зарплаты.

А мне ведь шар земной вертеть,

Пока патологоанатом

Еще не вызван. И верчу,

И падая, и подымаясь,

И высоко несу свечу

Сквозь злобу дикую и зависть.

«Приметы времени: в гаджеты…»

Приметы времени: в гаджеты

Уткнувшаяся молодежь,

Тюрьма, решетки. Кто ты? Где ты?

Что потерял ты, что найдешь

Ты в этом хаосе мгновений?

Петляет время, и в петле

Встречаются дурак — и гений,

Герой — и тот, кого подлей,

Пожалуй, под луной не сыщешь.

Приметы времени слепят:

Не различимы принц и нищий.

Где волк, где семеро козлят?

Не отделить овец от козлищ,

Заполнив явь, теперь во сне

Толпятся еженощно возле

Железной шконки. Нет, не мне

Судить о временах и нравах.

Но в нем придется умирать —

В том времени, что шлет на нары

И даже не дает привстать.

«Хоть в фас, хоть в профиль — тот же вид…»

Хоть в фас, хоть в профиль — тот же вид

С Москвы до самых до окраин:

Страна, которая сидит,

Страна, которая сажает.

И грань меж ними, словно пар,

Колеблется любым дыханьем,

И — нет, не выразить стихами

Высокой степени кошмар,

В котором перемена мест,

И кто был всем, тот станет zero.

Кто был ответчик, стал истец,

Последние годятся в первые,

А первые годятся в мусор,

В тюрьму, в суму — не зачеркнуть

Ненужное, оставив суть.

Ненужное и есть искусство.

«Далекой ли полночью бричка…»

Далекой ли полночью бричка

Трясется по тракту Тверскому.

Жандармы, в суме — дело личное,

Рядом сидит — руки скованы —

Преступник и враг государев,

Злей Пугачева с Радищевым.

Валдай покрывается маревом,

По тракту — убогие, нищие,

Пустующие деревеньки,

Трактиры с пожарской котлетой.

А кольца наручников тенькают,

Жаль музыку слушать некому.

А только ногою — по яйцам!

Ведь скованный не ответит.

…в России ничто не меняется

Столетие за столетием.

«Три года вырвано из жизни…»

Три года вырвано из жизни.

Да и не только из моей.

Страна умеет ставить клизмы.

И не тягайся в этом с ней!

Как Авраам ведет Исаака

К закланию, страна ведет

На выхваченный ей из мрака

Средневековый эшафот.

И по головке не погладит:

На Лобном месте не шути!

Три года остаются сзади

И вдвое больше впереди.

«Как все, он в детстве лил свинчатки…»

Как все, он в детстве лил свинчатки,

Не зная, что перешибут

Хребет, что бойня пахнет сладко,

Что в установленном порядке

Домашний распылят уют

Без всяких ложных сантиментов:

Простились с детством — и в тюрьму.

Красивы траурные ленты —

По сердцу траур и уму.

«Неандерталец кроманьонца…»

Неандерталец кроманьонца

Закрыл решеткой и замком.

Не видит кроманьонец солнца —

Такой уж, говорят, закон.

Неандерталец, по закону

Отведав печени врага,

Зверино-шкурные погоны

Надев и острые рога,

Красуется: Доска почета,

Награды, пенсия в итог.

А кроманьонцу — длинный срок.

У каждого свои заботы.

«Круг второй — мясорубка…»

Круг второй — мясорубка,

После первого — мышеловки,

Механизма хотя и жуткого,

Но надежного, впрочем, и ловкого.

Удобного, аккуратного с виду,

Пахнущего бесплатным сыром.

Что еще надо Кандиду

В этом, возможно, лучшем мире?

Это действующая модель устройства

Всей нашей Cognita Terra,

Где обитают ведущие род свой

От персонажей пера Вольтера.

«Не будем ФСИНо-магазину…»

Не будем ФСИНо-магазину

Мы в зубы как коню смотреть.

Здесь творог — с пальм наполовину,

Сметана — только лишь на треть.

Но, полным заплатив денарием,

Не огорчается народ.

И пальмовая кулинария

За полноценную сойдет.

«Твой дом — тюрьма, наш дом — Россия…»

Твой дом — тюрьма, наш дом — Россия:

В любом порядке ставь слова,

Они легки, когда пустые.

Когда припухла голова.

Твой дом — Канатчикова дача,

Наш дом — вместительный Бедлам,

Но только так, а не иначе:

Немного смеха, больше плача

С шизофренией пополам.

«Поговори со мной хоть так…»

Поговори со мной хоть так:

На разлинованной бумаге

Живительный оставлен знак

Любви, надежды и отваги.

Чернилами всего верней

Вживить их в область между ребер

И напитаться от корней

Или хотя бы их подобия

Бумажного. И дальше в путь.

Ты дашь мне сил в геенне выжить

И вырваться когда-нибудь,

Схватившись за кудряшки рыжие.

«В такую ночь, в таком паршивом месте…»

В